и Мишку Калашникова. Первый из них, Алешка Посников, объяснил, что, будучи на службе в Луках Великих, он заболел и в той болезни обещался сходить в Соловецкий монастырь помолиться чудотворцам, и когда выздоровел, то 30 января 1698 г. без отпуска от начальных людей бежал — «в той его вине волен великий государь». В мае 1698 г. через Новгород и Вологду он пришел в Архангельск, называясь по дороге прохожим человеком и богомольцем. Из Архангельска ходил по обещанию к соловецким чудотворцам, а затем жил в Архангельске у свойственных людей, не смея вернуться на Луки Великие или к Москве, потому что был в Архангельске слух, что стрелецкие полки с Лук Великих сошли, и ждал известия, где те полки будут поставлены. О бунтовщических замыслах стрельцов он ничего не слыхал. Тишка Сергеев Блинников был родом из архангельских стрелецких детей; был в сборном полку Петра Головнина; когда полк двинут был в Тавань, бежал с другими беглецами к Москве, куда пришел Великим постом на второй неделе, ночевал здесь две ночи в стрелецкой слободе в своем дворишке, а затем пошел на родину в Архангельск. Третий стрелец, Мишка Калашников, бежал из полка Афанасья Чубарова с дороги еще в то время, когда полк этот двигался из Азова на Великие Луки[986].

27 декабря царь указал передать в ведение Преображенского приказа большую партию в 353 человека стрельцов четырех бунтовавших полков, свезенных к Москве из разных городов и монастырей, по которым они были разосланы из-под Воскресенского монастыря, и посаженных в заключение по московским и подмосковным монастырям, именно: в Новоспасском, в Донском, в Андроньеве, в Покровском, в Николаевском на Угреше, в Симонове, в Саввине-Сторожевском. Этот царский указ был исполнен 1 января, когда в Преображенский приказ были отосланы из Инозем-ского приказа, руководившего свозкой стрельцов из городов, списки этих стрельцов, причем стрельцы, заключенные в Саввине-Сторожевском монастыре, были переведены в Москву несколько позже — 27 января. В тот же день, 27 января, поступила в Преображенский приказ еще партия стрельцов в 119 человек, присланных из костромского Богоявленского (69 человек) и из нижегородского Печерского монастырей. Всего поступило в Преображенский приказ в январе 1699 г. — 472 стрельца[987]. Сверх этого числа особую группу составили переданные 20 января в тот же приказ 153 человека малолетних стрельцов, свезенных из Великого Новгорода, с Белоозера, из Арзамаса, Устюга Великого, Нижнего Новгорода, Торопца. Они были размещены до передачи в Преображенский приказ по подмосковным селам: в Никольском, Мытищах, Ростокине, Ивановском и Тушине. Всего, таким образом, было сосредоточено в Москве и под Москвой для нового розыска 67 + 3 + 472 + + 153 = 695 стрельцов[988].

23 января начался розыск, который продолжался затем 25 и 27 января. Производить его назначены были те же лица, которые вели это дело в сентябре и октябре: стольник князь Ф. Ю. Ромодановский, заместителем которого в его застенке был адмиралтеец окольничий А. П. Протасьев[989], далее, бояре: князь М. А. Черкасский, Т. Н. Стрешнев, князь М. Г. Ромодановский, князь В. Д. Долгорукий, А. С. Шеин, князь M. H. Львов; окольничие: князь Ю. Ф. Щербатый, И. И. Головин и С. И. Языков. В списке этих следователей[990] упоминается еще думный дьяк H. M. Зотов, но в деле о стрелецком розыске документов его розыска нет. Таким образом, розыск производился в 10 застенках. Беглецов сборного полка Петра Головнина, присланных из Белгорода, велено было расспрашивать по особой статье: «Как они были на Москве, к кому в домы прихаживали и не было ль у них в том бунтовом деле с кем думы или кто их воровство к бунту ведал и не говорил ли им кто чего к возмущению бунта?»[991] Стрельцы четырех бунтовавших полков допрашивались по тем же статьям, по которым велся допрос в сентябрьском и октябрьском розысках, т. е. о приносе Васькой Тумой письма из Москвы, о прочтении его стрельцам, о намерении бояр удушить царевича и т. д. Вглядимся в детали этого розыска.

В застенке князя Ф. Ю. Ромодановского 23 января было пытано 10 человек стрельцов, из них четверо беглецы сборного Головнина полка: Васька Косарев, Ивашка Чурин, племянник Васьки Тумы Андрюшка Сергеев Фуфай и Андрюшка Туленкин, остальные шестеро — бунтовщики Чубарова полка. Первые показывали, что в Великий пост 1698 г. с Лук Великих на Москве в бегах были, приходили бить челом о денежном и хлебном жалованье. Наиболее подробный рассказ об этом побеге и о происшествиях в Москве 3 апреля дал Ивашка Чурин, пытавшийся в этом показании смягчить свою роль и выставить себя в известной степени подневольным участником движения. «Как с Лук Великих, — рассказывал он, — велено итить им на службу в Тавань, и он-де, Ивашка, с товарищи своими с дороги от скудости бежали и пришли к Москве в Великий пост и на Москве с беглым стрельцом Ваською Ту-мою виделся, и дано им государева денежного жалованья по рублю по двадцати алтын человеку, и велено им итить на службу в Тавань по-прежнему. И Васка-де Тума его, Ивашка, спросил: куда он, Ивашка, идет? И он-де, Ивашка, ему сказал, что идет в Озеров полк к теще своей проститься, потому что их высылают на службу вскоре. И Васка-де ему сказал: успеешь-де проститься, мы-де идем к боярину ко князю Ивану Борисовичу Троекурову бить челом, чтоб дал нам сроку дни на два. И он-де, Ивашка, ему, Васке, молвил: дурно-де братцы, нехорошо! всем-де срок с Москвы итти в воскресенье! И Васка-де, взяв его за волосы, у Арбатских ворот толкнул в квасню. И он-де, Ивашка, ему, Васке, молвил: напрасно ты меня бьешь! И пошли они ко двору боярина князя И. Б. Троекурова. Да с ними ж де на Смоленской улице сошлись стрелец Петрушка Наумов, да… стрелецкий сын Ромашка Елфимов и пошли с ним на большой отдаточный двор (кабак)… И выпив по две деньги вина, пришли ко двору боярина князя И. Б. Троекурова. И в то-де время ехал с боярского двора дьяк Василий Мануйлов и у московских богаделен попался ему, Ивашку, навстречу, и он-де, Ивашко, стал ему, Василью, говорить: наша-де братья собрались у Арбатских ворот и хотят итти к боярину бить челом, чтоб им дать сроку на день, на другой. И он-де, Василий, их избранил: плуты-де вы, что вы видели? И велел он, Василий, его взять в приказ. И по его-де, Васильеву, приказу его, Ивашка, подьячей да деньщик взяли в приказ. А в приказе-де он, Ивашко, того ж часа, как рос-прашивали, говорил товарищу своему, того же полку стрелецкому сыну Ромашке Елфимову: поди-де ты и скажи стрельцом, чтоб шли в Стрелецкий приказ, чтоб-де я один не погибал,