– Мы с тобой как партизаны, – шепнул молодой человек.

– Тихо ты! Тсс! Ой, смотри, смотри!

Немного походив около хомутов, Фунтиков бросил по сторонам быстрый взгляд и вдруг подошел к барыге! Тому самому, усатому, в кепке-восьмиклинке.

– Ой, а я у него деньги-то не забрала! – запоздало ахнула девушка.

Теперь уж Вадим на нее шикнул:

– Тсс! Потом заберем. Смотри, что гад делает-то!

«Гад» – это был комсорг, явно не хотевший, чтобы его увидели и потому отошедший вместе с барыгой как раз к кустам, в которых прятались юные «партизаны».

– По семь рублей, оптом, возьму, – послышался приглушенный голос Фунтикова.

Спекулянт дернул шеей:

– Побойся Бога, Мишаня!

– Бога нет, об этом любой детсадовец знает.

– Ишь ты… Давай хоть по восемь, а?

– Семь с полтиной – последнее слово! Сам подумай, я у тебя сразу два десятка возьму.

– А помаду?

– Помаду – в первую очередь. Брат писал – у него уже в деревне очередь.

Вот так комсорг!

Молодые люди переглянулись, провожая глазами уходящего Фунтикова.

– Вадь, он что… сам спекулянт, что ли? – наивно моргнула Полина.

Юноша тряхнул головой:

– А ты что, – сама не видела, не слышала?

– Да слышала я все, и видела, просто… противно как-то – комсорг и вдруг…

– Сволочь он, а не комсорг!

– Это точно.

Вздрогнув, Ремезов открыл глаза, взглянул на мерцающий экран компьютера и довольно расхохотался. Пять двадцать пять! Ровно пять часов двадцать пять минут его сознание, используя метод психо-индукционного резонанса, подменяло собою сознание некогда живших людей. Впрочем, лучше сказать, не подменяло, а просто существовало вместе с чужим сознанием, с чужим мозгом, вовсе этой чужеродности не ощущая – как, к примеру, раньше, во время первых опытов. Французский студент Марсель из Парижа семидесятых, комсомолец Вадик – этот жил в провинции, в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов, Павел еще не смог определить точнее. Почему его биорезонансное поле совпало с ними? Этот вопрос тоже требовал ответа. Быть может, те носители – Марсель и Вадим – еще живы, правда, Вадим уже старик, а Марсель – так и Марсель старик, быть может, давно уже уважаемый всеми филолог… если не погиб тогда, бросившись в балкона вниз, на камни бестолково выстроенной парижской площади Данфер Рошро. Вроде не погиб, получается… и с Полетт у него, похоже, все наладилось… Или – это другие воспоминания, еще до прыжка? Все требовало изучения…

Старший научный сотрудник, кандидат физико-технических наук, Павел Петрович Ремезов – немолодой уже, увы, мужчина сорока с лишним лет – сняв с головы электромагнитный шлем, отсоединил провода от приборов и устало откинулся в кресле. Здесь, в мансарде – точнее говоря, на чердаке своей, полученной в наследство от недавно скончавшейся тетушки, дачи в глухом краю Смоленской области, Павел Петрович и оборудовал лабораторию, кое-что сделал сам, кое в чем прибегнул к помощи друзей.

Пять часов двадцать пять минут – это много!

Ученый посмотрел на часы, рядом с которыми, на столе, стояла черно-белая фотография в бесхитростной темной рамке. Снимок молодой и очень привлекательной женщины. Черные волосы, сверкающие жемчужные глаза, лукавый взгляд… И черная ленточка наискось рамки.

Полина. Старший следователь Н-ской прокуратуры… или как у них теперь – Следственный комитет? Котлеты отдельно, мухи – отдельно. Старший следователь, да-а…

Свою случайную встречу с этой женщиной, перешедшую потом в стойкие отношения, Ремезов считал подарком судьбы… Увы, радость оказалась недолгой – глупая авария и… и все! Нет больше Полины, уже два года как нет. И только потеряв ее, Павел понял, что их отношения можно было назвать и другим словом – любовь. Любовь обоюдная… впрочем, Полины нет, и что уж теперь об том.

Полина…

Поднявшись с кресла, Павел Петрович, взяв тряпочку, стер с фотографии пыль и неожиданно для себя улыбнулся. Подумалось вдруг – а ведь и там, у Вадика была порука – Полина, и у Марселя – Полетт. По внешности – один к одному с той, погибшей, Полиною, даже родинки на левой груди – один к одному. Только вот возраст – Полетт и та, комсомолочка, лет на десять моложе… Как и Вадик, и Марсель – тоже копии Павла, только не сорокалетние, а молодые, едва вступившие в жизнь. Может, в этом все и дело? Именно потому и произошел такой стойкий резонанс. Стойкий… Самый-то стойкий и долговременный эксперимент вышел с полным тезкой ученого – Павлом Петра Ремезова сыном, Заболотским. Заболотским боярином – сей весьма одиозный молодой человек жил в середине тринадцатого века, точнее, в начале сороковых годов, имея родовые и пожалованные князем землицы в самом углу средневекового Смоленского княжества. Жил себе жил юный боярин, ад вдруг – соседушка постарался – умер, точнее сказать, был убит. И вот в этот-то самый момент и угораздило подключиться Павлу! Да еще что-то случилось в лаборатории – короткое замыкание, скорее всего, в результате всю систему вырубило и Павел – старший научный сотрудник Павел Петрович Ремезов – оказался там навсегда. Там – в тринадцатом веке, в теле молодого заболотского боярина Павла, со всеми его проблемами и прочим! И с невестой, которая терпеть его не могла, девчонкой с соседней усадьбы, Полиной… стройной черноволосой красавицей с родинкой на левой груди и ясными жемчужно-серыми очами.

И вот эта Полина, вновь обретенная Павлом, стала его женой!

Ремезов – молодой, но уже уважаемый всеми боярин – поворочался, зашуршал соломою и, не слыша довольных голосов охотников, продолжал себе спать…

Один их его друзей, занимавшийся исторической психологией, как-то по просьбе Павда составил психо-биологические портреты почти всех известных в прошлом людей, поискав среди них тех, кто мог бы составить резонанс с Ремезовым. Таковых оказалось не так уж и много, но и не мало, в их числе – Юлий Цезарь, Аттила и Субэдей, один из самых толковых и удачливых полководцев Чингисхана. С Субэдем Павел как раз и встретился, только вот резонанса никакого не вышло – Ремезов сам его не хотел, поскольку много за кого теперь отвечал: за верных людей, за родную вотчину, за Полину. Да к тому же еще подумал – даже если б и возможно – куда возвращаться-то? Тело-то его недвижное в мансарде давно уже нашли, захоронили… не будет же годами лежать.

Честно-то сказать, пока о прошлом-то и не думалось, все не до того было – войны, интриги, поездки… Лишь иногда кое-что вспоминалось либо что-то приходило во сне, причем не просто так, а о чем-то предупреждая.

Как вот сейчас…

Март 1244 г. Смоленское княжество

Проснувшись, Павел сел на соломе, потянулся, смачно зевнув, да, потерев руки, вышел к своим людям:

– Ну, что, готова ли дичь?