об освобождении Сиракуз (Диодор Сицилийский, кн. XVI). В письмах Плиния есть следующие слова: «Прекраснее всего то, что победа подобного рода одержана путем устрашения».

X. Наглядное изображение бедствий войны

1. Жестокое дело есть война, замечает Плутарх (жизнеописание Камилла); она влечет за собой целый клубок преступлений и посягательств. И Августин («О граде Божием», кн. XIX, гл. 7) высказывается мудро: «Если среди этих зол (речь идет о последствиях войны) – бесконечное множество тяжких поражений и крайняя нужда и если попытаться изобразить их должным образом, хотя я и не нахожу слов для такого выражения, которого требует самое дело, то как исчерпать столь обширный предмет? Но нам возразят, что мудрый имеет намерение вести справедливые войны. Однако если он вспомнит о том, что он человек, он не станет слишком сожалеть об оставшейся ему необходимости вести справедливые войны, потому что если бы они не были справедливы, то он не должен был бы их вести; и поэтому мудрый не должен был бы вести никаких войн. Несправедливость же противной стороны вынуждает и мудрого вести справедливые войны, которые необходимы. Такая несправедливость, во всяком случае, должна огорчать человека[1120], потому что так свойственно людям, даже если оттого не возникнет никакой необходимости воевать. Таким образом, эти бедствия, столь великие, столь ужасные, столь суровые, каждый созерцает со скорбью, признает неизбежность бедственного положения; а тот, кто терпит их или помышляет о них без сердечного сокрушения, совершенно напрасно считает себя счастливым, так как такой утратил всякое человеческое чувство». Августин же в другом месте («О граде Божием», кн. IV, гл. 15) говорит: «Для злых война кажется счастием, добрым же – необходимостью». А Максим Тирский заявляет: «Если даже войной искореняется несправедливость, неизбежность ее сама по себе заслуживает сожаления». И он же указывает: «Война, по-видимому, для справедливых есть дело необходимости, для несправедливых – дело произвола».

2. К сказанному следует добавить замечание Сенеки о том, что человек не должен пользоваться человеком расточительно. Филиск убеждал Александра стремиться к славе таким образом, чтобы не прослыть моровым поветрием и крайним бедствием, разумея под этим истребление народов и опустошение городов как следствие морового поветрия. Ничто не свойственно царям более заботы о благополучии всех, что обеспечивается миром (Элиан, кн. XIV, 11).

3. Если по еврейскому праву и тот, кто совершил убийство против своей воли, должен был спасаться бегством, если Бог воспретил Давиду, который, как говорят, вел благочестивые войны, построить себе храм за то, что тот пролил много крови[1121], если у древних греков должны были искупать злодеяния даже те, кто осквернил свою руку невиновным убийством, то кому не ясно, в особенности же среди христиан, сколь такое дело несчастливо и нечестиво и насколько следует избегать войны, хотя бы и лишенной несправедливого характера? Поэтому понятно, почему у греков, принявших христианскую веру, долгое время соблюдалось правило, согласно которому на некоторое время отлучались от таинств те, кто осквернил себя убийством в какой бы то ни было войне[1122] (Василий, «К Амфилохию», X, 13).

Глава XXV

О причинах войны в интересах других

I. Начинать войну ради подданных – справедливо.

II. Тем не менее не всегда ее следует предпринимать ради них.

III. Можно ли выдавать врагу невинного подданного во избежание опасности?

IV. Также справедливо предпринимать войны ради союзников, равноправных и неравноправных.

V. И ради друзей.

VI. Вместе с тем ради всякого рода людей.

VII. Однако же это можно без прегрешения оставить в случае опасения за свою жизнь или даже за жизнь невиновного лица.

VIII. Справедлива ли война ради защиты чужих подданных; что поясняется рассмотрением различных случаев.

IX. О несправедливости союзов и наемных отрядов, в которые вступают без различия причин войн.

X. Преступно также воевать ради добычи или вознаграждения.

I. Начинать войну ради подданных – справедливо

1. Распространяясь выше (кн. I, гл. V) о ведущих войны, мы утверждали и доказывали, что по природе каждый призван осуществлять не только свое, но и чужое право; поэтому причины, справедливые для тех, кто осуществляет свое право, справедливы также для тех, кто оказывает помощь другим.

2. Первая же и самая необходимая забота должна быть о подданных[1123], подчиненных как патриархальной, так и гражданской власти; ибо ведь они составляют как бы часть самого правителя, о чем мы сказали там же (Наварра, XXIV, 18). Например, в защиту гаваонитян, подчинившихся еврейскому народу, начал войну этот народ под предводительством Иисуса (Иисус Навин, кн. X, 6). «Наши предки, – говорил Цицерон, обращаясь к квиритам, – зачастую вели войны в защиту торговцев и мореходов, которым чинились беззакония». И в другом месте: «Сколько войн предпринимали наши предки, когда узнавали об обидах, чинимых римским гражданам, о задержании корабельщиков, об ограблении торговцев!» («Против Верреса»).

Те же самые римляне, не желая поднимать оружия в защиту союзников, по необходимости вели войны в защиту соответствующих народов после сдачи последних, то есть по превращении их в подданных. Жители Кампаньи так говорили римлянам: «Хотя вы не хотели блюсти нашего достояния справедливой вооруженной силой против насилия и обид, тем не менее, разумеется, вы станете защищать ваше достояние». Флор поясняет, что договор, ранее заключенный жителями Кампаньи, был окончательно освящен вступлением всех их в римское подданство. «Видно, что верность сохраняет силу и подданных не предает», – говорит Ливий (кн. VII).

II. Тем не менее не всегда ее следует предпринимать ради них

Не всегда, однако, даже по справедливой причине правители обязаны предпринимать войны ради какого-нибудь подданного. Это имеет место в том только случае, если война предпринимается не в ущерб всем или же многим подданным. Ибо на правителе лежит обязанность заботиться более о благе целого, нежели о благе частей; но чем значительнее часть, тем ближе она к природе целого.

III. Можно ли выдавать врагу невинного подданного во избежание опасности?

1. Так, если враг требует выдачи одного гражданина, хотя бы невинного, то нет сомнения в возможности его выдачи, если силы враждебного государства весьма значительны (Сото, «О справедливости и праве», кн. V, вопр. 1, гл. 7)[1124]. Против этого мнения спорит Фернандо Васкес («Спорные вопросы», кн. I, гл. 13); но если иметь в виду не столько его слова, сколько его намерение, то он, по-видимому, рассуждает таким образом во избежание неосмотрительной выдачи гражданина, когда есть надежда на его защиту. Ибо он же приводит пример италийской пехоты, которая покинула Помпея еще до выяснения полной безнадежности его положения и которой Цезарь поручился в ее безопасности. Подобный факт Васкес справедливо порицает.

2. Можно ли выдавать в руки врага невинного гражданина, дабы