избегнуть грозящей в противном случае государству гибели, – об этом спорят ученые, и это давно уже составляет предмет спора. Так, например, еще Демосфен приводит прекрасную басню о собаках, выдачи которых требовали волки у овец ради соблюдения мира. Возможность подобной выдачи отрицает не только Васкес, но и Сото, чье мнение, как доказывает Васкес, приближается к коварству.

Сото полагает, что соответствующий гражданин должен сам предаться врагам; это также отрицает Васкес, поскольку подобного поступка не требует природа общества, в которое каждый вступает ради собственной пользы.

3. Но отсюда не вытекает ничего иного, кроме того, что в силу права в собственном смысле гражданин не обязан к этому; а милосердие даже не допускает иного образа действия. Ибо ведь существует немало обязанностей по справедливости в собственном смысле, но обязанностей приязни, благожелательства, которые не только заслуживают одобрения, что признает сам Васкес, но даже их несоблюдение не свободно от вины.

Во всяком случае, по-видимому, такой образ действия имеет целью, чтобы каждый предпочитал сохранение жизни множества невинных граждан одной своей жизни. Пракситея в «Эрехтее» Еврипида говорит так:

Мы различаем большее и меньшее:

Погибель одного – не гибель общая,

И даже не равняются между собой[1125].

Так, Фокион убеждал Демосфена и прочих предпочесть смерть, по примеру дочерей Лея и потомков Гиацинта[1126], причинению родине непоправимого ущерба (Диодор Сицилийский, кн. XVII). Цицерон в речи «В защиту П. Секстия» говорит: «Если мне во время мореплавания с моими друзьями на каком-нибудь корабле придется подвергнуться опасности нападения множества разбойников с разных сторон, грозящих потопить корабль, если я один не буду выдан им; и если спутники мои это отвергнут и предпочтут погибнуть вместе со мной, нежели выдать меня врагам; то я предпочту скорее сам броситься в пучину моря, чтобы спасти жизнь прочих, чем за такую их преданность мне подвергнуть их не только верной смерти, но даже великой опасности их жизнь». Он же в трактате «О границах добра и зла» (III) пишет: «Муж, добрый, мудрый и повинующийся законам, хорошо знакомый с обязанностями гражданина, более заботится о пользе всех, нежели о пользе одного кого-нибудь или о своей личной пользе». У Ливия (кн. XLV) читаем о некиих молоссах: «В самом деле, я постоянно слышал разговоры о тех, кто добровольно подвергся смерти за родину; но они-то первые считали справедливым, чтобы их родина принесла себя в жертву ради них».

4. Все же и по установлении подобного положения остается сомнительным, возможно ли также принудить того, кто обязан поступить таким образом. Это отвергает Сото, приводя пример богатого, который, согласно предписанию милосердия, обязан дать нуждающемуся милостыню, но не может быть принужден к этому. Однако необходимо заметить, что одно дело – отношения между собой частей, иное дело – отношения начальствующих в противопоставлении их подданным. Ибо равный равного не может принуждать ни к чему, кроме того, к чему он обязан в силу права в точном смысле слова; тогда как начальник может принудить, даже если какая-нибудь добродетель предписывает иное[1127], поскольку это является правом в собственном смысле начальника как такового. Например, при большой нужде в продовольствии граждане могут быть принуждены сложить вместе все, что они имеют (Лессий, кн. II, гл. 9, спорн. вопр. 7). Оттого и в нашем спорном вопросе представляется предпочтительнее возможность принудить гражданина к исполнению требования милосердия. Так, уже упомянутый мной Фокион говорил, называя некоего ближайшего своего друга по имени Никокл, что если бы, к несчастию, Александр потребовал его выдачи, то он сам голосовал бы за необходимость его выдачи (Плутарх, жизнеописание Фокиона).

IV. Также справедливо предпринимать войны ради союзников равноправных и неравноправных

Ближе всего к подданным, даже равны им в отношении защиты, союзники, в договор с которыми включены покровительство им или защита их, или взаимная помощь по соглашению. «Кто не отражает насилия над союзником, будучи в состоянии это сделать, является соучастником того, кто причинил насилие», – говорит Амвросий («Об обязанностях», кн. I, гл. 36).

Обычно такого рода соглашения не распространяются на войны, лишенные справедливого основания[1128], как мы сказали в другом месте. Этим объясняется, почему лакедемоняне, прежде чем предпринять войну против афинян, предоставили всем своим союзникам суждение о справедливости причин войны. И римляне поступили так же по отношению к грекам в войне с Набидом. Здесь мы добавим еще то, что союзник не обязан воевать в том случае, когда нет никакой надежды на благоприятный исход войны (Ливий, кн. XXXIV). Ибо союзный договор заключается ради блага, а не ради вреда.

Союзника нужно защищать даже против другого союзника, участвующего в том же союзном соглашении, если в предшествующем договоре не предусмотрено что-нибудь противное. Так, жителей Коркиры, если их дело было бы справедливо, афиняне могли бы защитить даже против нападения более старых своих союзников – коринфян.

V. И ради друзей

Третья причина ведения войны ради других имеет место, когда друзьям[1129], хотя и не обещана помощь, но тем не менее она должна быть им оказана по обычаю дружбы, если только это можно сделать легко и без затруднения. Так, Авраам поднял оружие на защиту своего кровного родственника Лота; римляне воспретили анцианам морской разбой в границах Греции, ссылаясь на то, что греки родственны обитателям Италии (Витториа, «Сообщения об Индии», ч. II, 17; Каэтан, на II, II, вопр. 4, ст. 1). Они же часто предпринимали войны или же грозили войной не только из-за союзников, которым они были обязаны помогать в силу договора, но и ради друзей.

VI. Вместе с тем против всякого рода людей

Последнее и наиболее широко распространенное основание есть взаимная связь людей, сама по себе достаточная для оказания помощи (Цицерон, «О границах добра и зла», III; «Об обязанностях», II; L. ut. vim. D. de lust. et lure). «Человек рожден для взаимной помощи», – говорит Сенека («О гневе», кн. I, гл. 7). Ему же принадлежит изречение: «Мудрый, сколько возможно, вмешивается в судьбу людей» («О милосердии», кн. II, гл. 5). Еврипид в «Молящих» пишет:

Дают скалы убежище зверям,

Алтарь – рабам, гонимым городам —

Защиту города.

У Амвросия («Об обязанностях», кн. I, гл. 5) говорится: «Сила, дающая защиту слабым, исполнена справедливости». Об этом мы также толковали выше.

VII. Однако же это можно без прегрешения оставить в случае опасения за свою жизнь или даже за жизнь невиновного лица

1. Тут возникает вопрос, обязан ли защищать от насилия человек человека, народ другой народ. Платон («Законы», кн. IV) считает, что заслуживает наказания тот, кто не отражает насилия, причиненного другому[1130]; сходное было предусмотрено законами египтян (Диодор, I).