Запоздало я вспоминаю — что так и не подумал, что должно быть там, в трюме моего корабля. И я понимаю, что это лишь старая традиция, но мысли долетают и ложатся — то ли внутрь бортов моего корабля, то ли просто в тёмную воду.

Об Ималии Венейг, которую вода взяла нынче. И о своих тревогах — пусть канут глубже. О моих заблуждениях и несправедливости. О сомнениях.

Я наблюдаю, как ночь проглатывает уходящий от меня корабль, со странным чувством — будто это значит многое. «Прими, вода», — шепчу я, и часть меня словно уходит в холодную воду — то, что связано с кораблями и волнами, и дальними берегами. И остаётся лишь маленькая пристань на берегу реки, и печальный профиль, чуть подсвеченный луной с неба, да песня нойя о том, что нам всем нужно надеяться на лучшее — потому что ночь проходит, и будет утро, и придут чистые воды.

А огоньки там, в ночи, на чёрной искристой воде мельтешат и уходят дальше, и дальше, и дальше… И ночь глотает их один за одним — растворяются в ней, как горе в воде…

Последней в ночи тонет песня.

ЛАЙЛ ГРОСКИ

Над водой догорели корабельные огоньки, погасла песня нойя. И я отступил от пристани. Прокрался на мягких лапках, не скрипнув ни единой доской. Пошёл вдоль берега — не спеша, стараясь слиться с зарослями ивняка, стволами, кустами, ошмётками листьев. В конце-то концов, я так хорошо, так умело смешивался с тенями, что мне даже ни одной улыбки Аманды не перепало, а уж она-то их разбрасывала в разные стороны.

Арделл, правда, всё равно посмотрела из темноты — напоминанием о разговоре ещё в замке Шеу.

Она вывернулась из хаоса, в который обратился замок. Положила на плечо руку. Выдохнула:

— Эрлин Троади…

— Знаю, — буркнул я, стараясь поглядывать на груду одеял. В одеяла предполагалось кутать пленников. — Нэйш уже… сообщил.

Нужно же было как-то объяснить премилую сценку с «клыком», которую Гриз застала.

— Слушай, насчёт того, что… тогда, в комнате. Того, что я говорил…

Арделл махнула рукой — забудь. Ну да, как там говорит про неё нойя? Карменниэ — лучшая из людей?

— Я не знал, чем он занимается. Он не говорил. Вернее, как-то странно обмолвился, но я, наверное, даже допускать не хотел. Идиот я, верно?

— Ты не видел его четырнадцать лет, — напомнила Гриз тихо. Великодушно обошла вопрос: а если бы ты узнал — что бы делал?

— Да. Тогда, знаешь ли, всё было иначе. А может, не иначе, а я так видел. Мы с ним с восьми моих лет вместе были, так что я не мог посмотреть со стороны.

Или не хотел.

Тёплая рука на плече казалась непомерно тяжёлой.

— Сердишься, что я вмешалась?

Грызун верещит что-то такое насчёт «да я бы сам разрулил» — только вот клятой крысе здорово затыкает рот здравый смысл. Который твердит, что ни черта не разрулил бы. Слишком привык подчиняться кузену. И то, куда меня это могло утащить…

И не надо забывать, кто нанёс удар.

— Всегда знал, что с ним что-нибудь такое случится. Особенно когда меня рядом не будет. Может, если бы я пошёл с ним…

Закопался взглядом в одеяла под завывания крысиной сущности. Бедный, несчастный, скорбящий, пожалейте…

— Тебе что-нибудь нужно? Пара дней отойти, или там… напиться с Лортеном. Хотя я, как ты помнишь, не поощряю. Лайл? Побыть рядом с тобой?

Вот уж что мне нужно в последнюю очередь — я ведь могу, чего доброго, и разговориться, и сказать слишком много. Засвербело где-то там, где должна была находиться совесть.

— Прикрой меня перед Амандой, если несложно. Я вроде как торжественно обещал попробовать её чудо-пирог со сливками и травить байки до утра. Только вот ты сама видишь. Поминальный день.

— Конечно. И если не хочешь приходить на церемонию Провожания…

Я с какого-то лиха попёрся именно на церемонию Провожания. Так, будто это что-то значило: тёмная вода и кораблики на ней.

Словно в трюме игрушечного корабля можно было спрятать хотя бы сегодняшний день.

Впрочем, в тёмную воду смотреть приятно. Я бреду вдоль реки, поглядываю на холодную, ночную водную гладь. С косо лежащим в ней полузатопленным корабликом месяца.

Если представить себе, что топишь лишнее, груз за грузом опускаешь в холодные волны… будет полегче, верно ведь?

Вот разговор с Крысоловом. Это легко: Тербенно не успел вцепиться в меня с положенной ему страстью. Законнику помешал груз ответственности: Олкест связался именно с ним («Да какого тухлого шнырка?!» — орала незабвенная Мел, а парень огрызался: «Так праздник же, мне нужен был ушибленный, который принесётся сюда быстрее алапарда»), так что Тербенно оказался старшим в группе законников. Морвил, освобождённые рабы, засевшие в башнях ребятушки и попытка не лопнуть от собственной важности — всё это капитально отвлекло законника Тербенно от моей персоны. Так что он скушал мою версию событий. Разве что, когда обнаружились трупы в подвале — попытался учинить повторный допрос, с «Нерушимой истиной».

— Насколько я помню — зелье применяют с согласия подозреваемого. Или если есть хотя бы одна серьёзная улика.

На этом моменте я выразил на физиономии живейший вопрос, а Крысолов на своей — величайшее презрение.

— Кто бы мог подумать — какие глубокие знания процедур у преступника!

Я не стал напоминать бравому законнику о том, что в восемьдесят четвертом прогнулся именно на добровольные показания под зельем.

— Выглядишь расстроенным, Гроски.

— Это всё-таки был мой кузен.

Кажется, поверил и даже малость проникся, потому что отпустил — только буркнул, что мы-де вернёмся к этому разговору. Законничку и без того светила какая-нибудь награда: прикрыли целую шайку, работорговля, да ещё открытый путь в Кошачьи Ходы в подвале… Вот разве что главаря взять не удалось.

Воспоминания не желают тонуть, растекаются маслянистой плёнкой на воде, вода колышется и закручивается в памятный водоворот: сейчас повеет яблоками, унесёт к сегодняшнему виру… Что за чушь, я не пьян, так, фляжка в кармане, уже вторая за вечер, вот только меня же ни черта ни берёт. Кожа чувствует речной холодок, в голове толпится полсотни интересных вопросов.

Интересно бы знать, сколько дряни душевной может вместиться в трюм одного поминального корабля? Если уж кто-то всерьёз считал, что в Корабельный день мы можем потопить грехи и невзгоды в Водной Бездони — стоило бы рассмотреть соотношение внутренней помойки и корабельных размеров. Вел себя как мразь — покупаешь судно не