я знаю, что нужно будет обернуться, закончить Поминальную ночь — и выдохнуть, и пойти дальше, грызть и обращать в труху. Только что-то вот в груди тяжеловато, будто вечный грызун там раздулся наподобие утопленника…

— Так что, как видишь, я не лажу с кораблями. Неизменно пускаю их ко дну. Каждый раз. И знаешь, почему?

Лицо Эрли в чёрной воде медленно растворяется — и я оборачиваюсь, чтобы встретить взгляд того, за моей спиной. Кто отвечал мне. Говорил со мной.

Свет ударяет по глазам: он стоит с фонарём в руке. На ладони, которой он держит фонарь, Печать Воды. А за светом от фонаря угадывается рыжина волос.

Вот только это не Эрли.

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

Я ещё стоял, заворожённый песней нойя, а голос Аманды налился мёдом, загорелся специями, перелился в медовое воркование: посиделки у камина, да-да-да, непременно, будем рассказывать истории и петь песни… ах, дивные песни. Никаких возражений, сладенькие мои, если кто устал — у меня есть зелья, а ещё — чудные пироги, имбирный взвар — не оторвётесь, да-да-да, всем нужно согреться!

Фреза что-то пропыхтела коротенькой трубочкой, и народ начал убывать: Йолла убежала поглядеть, как плывут корабли, Мел направилась к вольерам, Уну поманила из темноты Аманда: «Всё надо подготовить, да-да-да!»

Чья-то рука легла на плечо. В глазах у Гриз Арделл отражались два лунных паруса.

— Янист, я вот всё думаю… среди этих ребят в замке, было много «пустых элементов». Некоторым некуда идти. В вашей общине, в Алчнодоле их могли бы принять? Хотя бы временно?

Вот значит, о чём она размышляет в Корабельную ночь. И зачем я начал краснеть? Хотя в темноте не видно.

— Я напишу учителю Найго — но я уверен, что он только обрадуется. Детей в общине всегда встречали радушно. Там хорошие учителя в школе, даже если ребята не захотят остаться — у них будет потом шанс.

Она коротко похлопала меня по плечу, кивнула в сторону «Ковчежца» — приглашение присоединиться — и зашагала за Мел в сторону загонов.

Невыносимая, от которой меня едва ли увезёт хоть один корабль в этом мире.

Нужно отдать ей перчатки, — вспомнил я. А подарки в моей комнате все — и атлас для Йоллы, нитки для Аманды… Нужно достать — наверняка ведь подарками будем обмениваться как раз внизу, у камина. И я подхватил фонарь и приготовился шагнуть вслед за Амандой и Уной — за праздником…

Остановился, зацепившись взглядом за лишний фонарь.

Мы были ввосьмером на дощатом настиле. Хааты не было — она терраант, не празднует Корабельный день. И не было Нэйша (хвала Единому!). А Лортен развлекается с друзьями.

Но Лайл Гроски был. В замке Шеу, и в питомнике, и в нашей комнате, и здесь на пристани — тоже. Он мелькал, отвечал на вопросы, выполнял распоряжения. Только он словно сливался: со стенами, с клетками, с кроватью и ночью — странное полуприсутствие, а теперь вот… может, он ушёл вместе с Амандой и остальными?

Я подхватил фонарь Гроски во вторую руку, приоткрыл заслонку. Куда мог деться сосед по комнате? Не следовало выпускать его из виду: ему пришлось тяжелее остальных там, в замке на допросах. Говорят даже, что главарь этих мерзавцев был родичем Лайла — и кто знает, что Лайл чувствует по этому поводу.

Лайл отыскался через сотню шагов от пристани. Он стоял на берегу, прислонившись к старой корявой иве, почти незаметный у её ствола. И, кажется, не услышал моего оклика. Весь был поглощён зрелищем — своим несчастным корабликом, попавшим в водоворот.

— Это традиция, — сказал я. — Только традиция.

И хотел прибавить, что не каждый кораблик проплывает даже сотню шагов: они сталкиваются, сцепляются парусами, выбрасываются на берег, тонут… Но тут он снова заговорил — сперва о кораблях и крысах, потом о Рифах.

«Нужно привести Арделл», — мелькнула паническая мысль, потом я понял, что вряд ли Лайл захочет, чтобы Гриз это слышала. Он даже вряд ли хотел, чтобы я это слышал: говорил словно с давним знакомым.

Один фонарь светил с земли, второй был у меня в руке — но Гроски оставался в тени дерева, и дрожащий луч выхватывал по временам — опущенную голову, то сжатые пальцы. И казалось: пошарь в серой, высохшей траве — увидишь ещё сброшенную кожу.

Наверное, нужно было прервать его — но я не мог. Словно приоткрыл знакомую книгу — а под обложкой оказалось нечто непривычное, жуткое, и теперь ты, как заворожённый, скользишь пальцами по строкам: бараки, «костоломка», горящие паруса — и летит в чёрную воду фигура человека, прыгнувшего с тонущего корабля.

— Я оказался не самым сильным, умным или быстрым. Просто… более везучим, чем они. Может ещё — более подлым. Как что, как видишь, я не лажу с кораблями. Неизменно пускаю их ко дну. Каждый раз. И знаешь, почему?

Он обернулся и взглянул на меня так, будто не узнавал. Потом прикрыл глаза и мотнул головой, словно отгоняя морок. У него был до странности весёлый вид — у моего безобидного соседа по комнате, только вот глаза запали и казались наполненными чёрной водой, в которую он только что всматривался.

— Потому что каждый раз я выбираю себя. Каждый чёртов раз… когда на весы ложится моя жизнь и чья-то еще или чьи-то ещё — я выбираю себя. Нэйш вот притаскивает группы в полном составе, чего бы это ни стоило. Псих и устранитель. Боженьки…

— Ты сравниваешь себя с Нэйшем?!

Лайл засмеялся. Смех его пронизывал, как Дар холода.

— Нет, ты что, он же у нас… несравнимый. Просто Корабельный день, знаешь… Тянет на размышления. Ты веришь в судьбу, парень? Ах нет, ты же веришь в Единого… и как выходит по твоей вере? Меня что, действительно вытащили для этого? Чтобы я постоянно топил корабли, сигал и опять… на следующий? Опять и опять, пока для меня не хватит в этот день никаких флотилий, и я не пойду на дно сам, как корабль в поминальный день?

Он вновь смотрел теперь туда, на корягу. Где бессильно бился в маленьком водовороте приземистый кораблик. Я встал рядом с ним и смотрел тоже — на полоску лунной воды, на обвисшие, промокшие паруса…

Сердце ныло от этого зрелища, и пасс с Печати пришёл сам по себе — словно волна толкнулась изнутри. Водоворот на миг разомкнул объятия, волна приподнялась — и опустила кораблик дном на воду. Он покачнулся, растерянно взмахнул тряпицами парусов — и, подталкиваемый магией воды, неспешно скользнул во