I tell thee that hence across the common,

This cart-track thy horse must pursue;

Till, close by thy feet, two gibbets thou meet,

Where the rains and the tempests the highwaymen beat,

That a traveller once murder’d like you”.

The horseman replied, “I have no terror

Of men who in midnight plan;

But a Ghost that pops on one before or behind,

And around him sees clearly while mortals are blind, —

Aye, that tries the heart of the man.

Is there no road but by to those gibbets?”

“No road”, the woman replied.

“But though with the wind each murderer swings,

They both of them are harmless things,

And so are the ravens beside”.

“What! are there ravens there? — those creatures

That are so black and blue!

But are they ravens? I enquire,

For I have heard by the winter’s fire,

That phantoms the dead pursue”.

The woman replied, “They are night-ravens

That pick the dead men’s eyes;

And they cry qua, with their hollow jaw;

Methinks I one this moment saw!

To the banquet at hand he flies.

Now fare thee well!” The traveller, silent,

Whilst terror consumed his soul,

Went musing on. The night was still,

And every star had drunk his fill,

At the brim of oblivion’s bowl.

And now he near to the gibbets approach’d!

The black men waved in the air

He rais’d his head, and cast a glance,

Yet heeded them not, tho’ they seem’d to dance.

For he determin’d not to fear.

“Wherefore”, he cried, “should men incline

To fear, where no danger is found!”

He scarce had thus spoken, when, in the dark night,

Beside him appeared a Spirit in white!

He trembled, and could not look round.

He gallop’d away! the Spirit pursued!

And the murderers’ irons they screak!

The gibbets are past, and now fast and more fast,

The horseman and Spirit outstrip the loud blast,

Tho’ neither have courage to speak.

Now both on the verge of the common arrive.

Where a gate the free passage denied.

The horseman his arm outstretch’d to expand

The gate to admit him, when, cold o’er his hand,

The mouth of the Spirit did glide.

He started! and swift through the still-darker lane

Gallop’d fast from the being he fear’d;

But yet, as the shadow the substance pursues,

The Spirit behind, by a side-glance he views,

And more luminous now it appear’d!

The turnpike he reach’d; “Oh tell me”, — he cried,

“I can neither look round, nor go on;

What spirit is this which has followed me here

From the common? Good master, I dreadfully fear,

Speak! speak! or my sense will be gone!”

“Ah Jenny”, he cried, “thou crafty old jade!

Is it thou? I’ll beat thy bones bare.

Good gentleman, fear not, no spirit is nigh,

Which has followed you here from the common hard-by,

Ties only old Gaffer’s Grey Mare!”

Джозеф Коттл (1770–1853)

Призрак

Быль

— Эй, матушка! Где переехать выгон?

Будь доброй, проведи коня!

Ни зги не видно, лошадь сбилась, право,

Боюсь, что, не добравшись до заставы,

Увижу духов страшных я!

— Нет, самый ранний дух и тот лишь в полночь

Из преисподней прилетит, —

Сказала женщина, — но что с тобою?

Ты озираешься с такой тоскою.

Что, путник, что тебя страшит?

Ты колеи держись, минуя выгон,

А как проедешь за кусты,

Увидишь — виселица есть большая,

Где до сих пор висят два негодяя,

Убивших молодца, как ты.

— Ах, не боюсь я вовсе, — молвил всадник, —

Ножа разбойников ночных.

Те привидения, что вдруг пред нами

Являются во тьме, блестя глазами,

Ужасней и страшнее их.

Нельзя ли виселицу мне объехать?

— Одна дорога, — был ответ. —

Там, правда, ветер мертвецов качает

И воронов добыча собирает,

Но ведь причин для страха нет.

— Как, там и вороны еще? Те твари,

Что отливают синевой?

Да вороны ль они? Мне говорили,

Что и у виселиц, и на могиле

Встречали призраков порой.

— Нет, — молвила, — то вороны ночные,

Они глаза у мертвых тел

Выклевывают, каркают часами,

Да вот, сейчас один из них над нами

На пир, наверно, пролетел.

Прощай же! — Путник двинулся; от страха

Душа металась, как в огне;

Молчал он. Облака спокойно плыли.

И будто от ключа забвенья пили

Немые звезды в вышине.

И вот, до виселицы он доехал.

Качались черные тела.

Подняв глаза, глядел он без опаски

На мертвецов. При виде странной пляски

Решимость вдруг к нему пришла.

— Чего там, — он воскликнул, — мне бояться.

Опасности тут вовсе нет! —

Но чуть промолвил это всадник смелый,

Как появился рядом призрак белый.

Он вздрогнул, проклиная свет.

Пустился вскачь, за ним и призрак следом,

Цепями звонкими гремит,

Уж виселица позади большая,

Они летят, друг друга обгоняя,

Безмолвен всадник, дух молчит.

Вот края выгона они достигли,

Закрыты были ворота.

И только всадник за столбы кривые

Рукою взялся, чьи-то ледяные

К ней прикоснулись вдруг уста.