трудом сдерживал свою ярость, и дрожащие от волнения пальцы, не повинуясь хозяину, едва не соскользнули с черенка меча.

— Гвальд, ты умом тронулся?! Ты зачем нас так пугаешь?! — злобно прыснул молодой человек, пряча меч в ножны. — Я же… я ведь мог случайно пронзить тебя!

— Хах, будет тебе хвастаться. «Пронзить меня»! — насмешливо прошептал мужчина.

Мастер тоже спрятал оружие, а затем словно ни в чём не бывало начал размещаться среди поклажи.

— Нос-то не задирай. И не шуми! Чего раскричался? Я едва разминулся с этими жуткими тварями, уграшами, и коли примешься вопить и дальше, будь уверен, друг, они вновь придут.

— Не скажи, — печально выдохнул Касарбин, усаживаясь рядом с Лили, которая, кажется, ещё не до конца отошла от сонного зелья с омиртетией, а потому хранила завидное спокойствие. — Уграши оставили нас в покое, и сделали это по доброй воле, неизвестно почему. Но это-то и тревожит больше всего! Гвальд… что там происходит?

Туман постепенно рассеивался. Теперь, находясь в лодке, можно было рассмотреть собственные руки и ноги весьма отчётливо, точно так же, как и лица товарищей. За боротом ещё проглядывались серые, влажные пески отмели, однако воды Зелёного моря уже начали вновь прибывать, и суши становилось всё меньше и меньше с каждым последующим мгновением.

— Лили, — Гвальд кивнул девице, — ты как?

Травница слегка улыбнулась мужчине в знак того, что она в полном порядке, а затем взялась и дальше дышать на свои озябшие ладони и растирать их друг о друга.

— Что там происходит, говоришь? — опомнился бывший начальник дворцовой стражи. — Какая-то чертовщина! Вы же видели тот страшный водоворот? Да я в жизнь не наблюдал столь мощный золотой катаклизм! Но водоворот будто застыл в воздухе, и, в итоге, ничего не происходит. Глава… она… мы догнали вора и отняли у него монету, и… ну…

— «Ну», что? — тихо прохрипел Касарбин.

Не выдержав уклончивого бормотания друга, он нахмурился, требуя тем самым большей внятности и честности. В конце концов, разве они — не такие же члены братства Белой Семёрки? Они заслуживали знать правду.

— Ну, в общем, случилось так, что сперва я забрал у Ирмингаут кристалл, а затем…

— А затем? — Бел-Атар скорчил ещё более впечатляющую мину: один глаз он зажмурил, а второй выпучил и им же вперился в собеседника.

— А затем отдал камень ей обратно.

На сих словах Касарбин разочарованно ударил себя по лбу со всего размаха.

— Она побежала к Его Высочеству! — оправдывался Гвальд. — Его Высочеству необходимо во что бы то ни стало завладеть иглой Виликарты, чтобы…

— Да с чего ты взял, что эта ведьма «побежала» к принцу? — художник рассерженно потирал переносицу. — Всеми богами клянусь, твоя доверчивость и твоя наивность однажды сведут тебя в могилу, Гвальд!

Вначале спора мужчины просто неосознанно повысили тона, чуть-чуть, но теперь уже орали друг на друга во всё горло.

— Богами клянусь, эта ведьма давно уже пересекла городскую черту! Плакали наши денюжки! — Касарбин тыкал пальцем в пустое пространство. — Влюблённость застит тебе глаза!

— Не говори плохо о Главе! Ты ничего не знаешь! Тем более, игла Виликарты изначально не предназначалась для продажи, она всегда была для Его Высочества, а мы получим… мы получим…

Не дожидаясь возражений, мастер наклонился к скарбу Белой Семёрки. Только вместо мешков с сокровищами он обнаружил на дне лодки лишь пару скрученных верёвок и связанного Момо.

— …это. Хм… а где мешки с монетами?

— Хах! «А где мешки с монетами»? — Касарбин подскочил на ноги и раскинул руки по сторонам, как будто всё больше приближался к нервному срыву. — Может, спросишь у своего «верного и надёжного» приятеля, Учёного?! Он стащил мешки исподтишка, пока мы делили арашвир! А затем уплыл на лодке! Давай, ищи теперь его по всей столице!

Гвальд обескураженно открыл рот и захлопал глазами. И единственным, что он сумел выдавить из себя через какое-то время, было хриплое:

— Почему Момо связан?

Усталый и вымотанный Бел-Атар опустился рядом с мастером.

— Момо был не в себе, а потом, наоборот, он полностью ушёл в себя, так что мне пришлось так поступить.

— Ха-ха! Занятно! — раздался звонкий мальчишеский голос со дна лодки.

Лежащий на спине Момо вскинул вверх свободную руку и почесал нос.

— Остроумный Касарбин мне нравится куда больше, нежели Касарбин-мудрец, рассыпающийся в бестолковых нравоучениях, — отчеканил актёр.

Затем он потянулся и зевнул, словно бы только что очнулся от сладкого и безмятежного сна посреди перин и пуховых одеял.

Трое других постояльцев лодки — Лили, Бел-Атар и Гвальд — в изумлении замерли. Они молча наблюдали за разминкой Лана, пока тот вопрошал:

— И зачем ты прятал истинного себя за маской?

— Гвальд… мне так сказал. Момо, как ты выпутался?! Я же накрепко тебя связал.

— Ха, да легко! Никаким путам не сравниться с моей проворностью.

Туман окончательно сдули студёные ветры, что гнали воздушные массы в сторону дворца. Братство Белой Семёрки в очередной раз слишком увлеклось делёжкой награбленного имущества и поисками виновных в общих неудачах, так что никто не сподобился заметить, как на комплекс Янтарной башни надвигалась стремительная и чудовищная, гигантская волна. Казалось, словно она была вылеплена из чёрного стекла, из обсидиана, и обречена обрушиться на окрестности, рассыпаясь в сотнях и тысячах осколках, что покалечат всё живое, что уничтожат всякую надежду на восстановление.

— Как ты себя чувствуешь? — почти хором спросили присутствующие, и на Момо уставились три пары пристальных, заботливых глаз.

— Я вспомнил, — торжественно объявил Лан, чем погрузил Гвальда и Касарбина в некоторое замешательство.

— Одакис, помилуй! — взмолилась Лили, которая первой узрела приближающееся цунами. — Эта волна идёт сюда! Она нас похоронит заживо!

Травница вцепилась в предплечье онемевшего от ужаса Бел-Атара и принялась его тягать за рукав. Не добившись никакой реакции от иноземца, девушка обратилась к Гвальду:

— Мастер! Что нам… что нам делать? Бежать? Надо бежать!

— Бесполезно… мы не успеем, — тихо и скорбно промолвил Гвальд, взирая на наиболее высокий гребень надвигающейся волны, которая вполне могла бы поравняться с последним ярусом Янтарной башни. — Это конец. Мы обречены.

— Нет! — взвизгнула Лили.

— Да!.. то есть, «нет», разумеется, — злокозненно отбил языком Момо. — На сей раз я согласен с девчонкой. А ну разойдись!

Он протиснулся к левому борту, распихивая по сторонам потрясённых приятелей. Затем вытянулся во весь рост, расставил ноги на ширину плеч и чуток повертел головой, попеременно склоняя её то туда, то сюда, после чего взялся хрустеть пальцами. Момо явно разминался так, словно провёл в волшебном забвении несколько сотен лет кряду, а теперь вот собирался показаться миру во всей красе. Все его члены затекли