Хотя по форме Уфимская Директория напоминала Директорию сентября 1917 г. (А. Ф. Керенский, М.И. Терещенко, А. И. Верховский, Д. Н. Вердеревский, А. М. Никитин), но в отличие от нее опиралась на уже сложившийся и действовавший аппарат ВСП. Более близким аналогом Директории Керенского можно было бы считать аппарат Сибирской Директории и Административного Совета. Зависимость же ее от представительной структуры – Съезда членов Учредительного Собрания (схожего по статусу с «Временным советом Республики» – Предпарламентом 1917 года) – оказалась сугубо формальной. Данная структура, хотя и имела статус «государственно-правового органа», все же не могла влиять на принятие тех или иных решений в Омске. В действительности все ее «полномочия» свелись к сугубо «технической» подготовке кворума Всероссийского Учредительного Собрания, а Съезд превратился в орган, выражавший исключительно партийные позиции – эсеров и меньшевиков.

Местная система управления в Сибири принципиально не отличалась от той, которую предполагалось осуществить еще летом 1918 г. в планах южнорусского Белого движения. По словам Аргунова, «в целях объединения власти, на местах должны были быть учреждены должности Главноначальствующих как представителей верховной власти…», поэтому «проектировался созыв областных и местных собраний для избрания руководящих органов управления». Совет управляющих ведомствами Комуча предлагал подобный вариант, сводившийся к административно-единоличному способу управления: «В настоящее время, когда со стороны государственной власти требуется крайнее напряжение сил, быстрота и решительность действий, было бы в высокой степени желательно, чтобы управление… осуществлялось непосредственно Всероссийским Временным правительством через назначаемое им особоуполномоченное лицо с двумя помощниками, также по назначению центральной власти».

Так была создана, вопреки ожиданиям – достаточно быстро, структура управления, получившая формальное и фактическое признание со стороны большинства региональных антибольшевистских центров. Не следует считать, что Уфимская Директория не могла бы реализовать свой политический потенциал. Все предпосылки для этого, связанные с ее политико-правовым статусом, в сущности, были налицо. По непредвзятой оценке генерал-майора М. А. Иностранцева, «на стороне Уфимского правительства были и некоторые плюсы по сравнению с Сибирским. Последнее было правительство окраины государства, возглавляло лишь часть России, и хотя надеялось стать общероссийской властью (как и ВУСО, и «кабинет» Хорвата. – В.Ц.), но имело на это меньше прав, чем преемственно принявшее эти права от Временного правительства и лишь разогнанное большевиками Учредительное Собрание. В Омске сложился центр государственного объединения, образуемый крайне правыми, реакционными элементами, но центр провинциальный, местный и потому имевший менее юридических прав на всероссийскую власть. В Уфе сложился центр объединения социалистический по преимуществу, мало подготовленный к созидательной государственной работе, но бесспорно имевший большие права на общую государственную власть… Они должны были или соединиться, или начать борьбу за власть.

Разум подсказывал первое, т. е. соединение или, вернее, признание Сибирским правительством всероссийской власти в лице Директории, но разница политических взглядов и состава лиц, входивших в то и другое правительство, должна была создавать между ними антипатию и вызвать, с первых же шагов их совместной деятельности, трения в отношениях, а затем даже и борьбу» (16).

Но внешне эти разногласия еще не проявлялись. Вечером 6 ноября 1918 г. в Омске состоялся праздничный банкет. На нем присутствовали члены Директории и нового Совета министров, представители союзников, корреспонденты сибирских и заграничных газет и телеграфных агентств. В многочисленных тостах торжественно заявлялось о «единстве в борьбе с большевизмом», о «широкой и щедрой помощи союзных держав», о «скором торжестве свободы и демократии». Авксентьев произнес тост: «За наше блестящее прошлое и, надеюсь, блестящее будущее – адмирала Колчака» (17). И трудно было представить, что через две недели скромно сидящий в углу стола бывший командующий Черноморским флотом, бесстрашный исследователь Арктики окажется участником «государственного переворота», станет «единоличным правителем России», человеком, олицетворившем Белое движение.

Деятельность Директории в конечном счете свелась к выполнению «централизующей миссии» – поглощению областных структур управления и установлению статуса Всероссийской власти – была «расчищена почва» для «образования единой, центральной власти», возглавившей Белое движение во всероссийском масштабе (18).

* * *

1. Уфимское Государственное Совещание. Указ, соч., с. 111–112.

2. Россия. Екатеринодар, № 72, 13 ноября 1918 г.; ГА РФ. Ф. 5898. Оп. 1. Д. 4. Лл. 16–17; БФРЗ. Ф. 7. Оп. 1. Журнал № 8 совещаний Русской Делегации в Яссах. Л. 5; Журнал № 9 совещаний Русской Делегации в Яссах. Вечернее заседание 20/7 ноября 1918 г. Л. 2.

3. Там же. Лл. 3–4, 7; ГА РФ. Ф. 193. Он. 1. Д. 39. Лл. 12–13.

4. ГА РФ. Ф. 193. Он. 1. Д. 39. Лл. 12–13.

5. ГА РФ. Ф. 439. Он. 1. Д. 86. Л. 7.

6. ГА РФ. Ф. 5881. Он. 1. Д. 180. Л. 179–180.

7. ГА РФ. Ф. 5867. Он. 1. Д. 10. Лл. 1–7; Ф. 17. Он. 1. Д. 10. Лл. 151, 156; Серебренников И. И. Указ, соч., с. 190–193; Сибирская Речь. Омск, № 89, 15 сентября 1918 г.

8. Телеграммы Информационного Отдела Штаба Верховного Главнокомандующего. Омск, № 13, 6 ноября 1918 г.; Серебренников И. И. Указ, соч., с. 198, 200.

9. Правительственный вестник. Омск, № 195, 27 июля 1919 г.; Кроль Л. А. Указ, соч., с. 128, 144–145; 153–154.

10. Сибирский вестник. Омск, № 61, 6 ноября 1918 г.; ГА РФ. Ф. 6873. Оп. 1. Д. 90. Лл. 105, 108 об. – 109;

11. Майский И. Указ, соч., с. 246–247; Бюллетень Союза Возрождения. Омск, № 2; ГА РФ. Ф. 5867. Он. 1. Д. 15. Лл. 9–9 об.

12. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 180. Лл. 214; Серебренников И. И. Указ, соч., с. 198; Майский И. Указ, соч., с. 311.

13. Серебренников И. И. К истории сибирского правительства. // Сибирский архив. Прага, 1929, т. 1, с. 21.

14. Некрасова Л. В. Указ, соч., с. 17; Гутман А. (Ган) Организация Омской власти // Часовой. Париж, № 139–140, декабрь 1934 г., с. 26–27.

15. Кроль Л. А. Указ, соч., с. 153–154.

16. ГА РФ. Ф. 5960. Оп. 1. Д. 8а. Л. 22; Аргунов А. Указ, соч., с. 20; Майский И. Указ, соч., с. 265.

17. Гинс Г.К. Указ, соч., с. 283.

18. Правительственный вестник. Омск, № 195, 27 июля 1919 г.

Ясское Совещание. Его значение для формирования политического курса южнорусского Белого движения

Еще за два месяца до издания приказа о создании Вооруженных Сил Юга России идеи военно-политического единства оказались в центре внимания на созванном в г. Яссы совещании представителей ВНЦ, СГОРа и СВР. Впервые в истории гражданской войны на Юге России состоялось собрание, призванное создать некий «теоретический фундамент» российского Белого движения, определить его идеологический характер и ближайшие перспективы. Значимость Совещания проявлялась даже в том, что на нем всерьез обсуждались кандидатуры на пост Верховного Главнокомандующего, хотя с точки зрения военной субординации весьма необычно, что политическое собрание обсуждает такой вопрос. Заседания в Яссах начались 3 (16-го по и. ст.) ноября и закончились 10 (23-го по и. ст.) ноября 1918 г. (в это время в Омске уже произошел «переворот»). Первые из них были посвящены выработке внешнеполитического курса Белого движения, обоснованию необходимости военной помощи стран Антанты. Целый ряд заседаний был посвящен обсуждению моделей «образования власти».