class="p1">Но сейчас, стоя рядом с Эйном, ему почему-то хотелось быть честным. Впервые за долгие годы он был готов поделиться всем тем грузом мыслей, что день за днем были лишь его собственным достоянием, с другим человеком.

И все же, слова довались ему тяжело. Они словно обросли колючками и с болью разрывали его горло, застревая на губах, цепляясь за зубы, отчаянно не желая превращаться в звуки. Айдек почти силой вытолкал их наружу.

– Понимаешь… дело в моей жене. Наш… наш брак, он…. я хочу, чтобы она осталась.

– Осталась в Кадифе, пока ты будешь на границе?

– Да, именно так.

– Благословлены ли вы детьми?

– Нет,– Айдек тяжело вздохнул.– Нет. Бог… Бог так и не дал нам этой радости.

– Скажи мне, Айдек, нашей ли веры эта женщина?

– Нет, она язычница. Приносит жертвы, ходит к прорицателям. Но нас связали вместе семьи. И я не знаю, как быть.

– И что же держит тебя подле идолопоклонницы?

– Долг. Он не велит разрушать наш союз. Наши роды связаны общими делами и землями. Но жизнь вместе стала невыносимой.

– Брак и узы семьи священны, и мы не приемлем разводы, считая их грехом, ибо рождают они распутство. В своей семье, в своих детях, человек обретает не только поддержку и утешение, но и твердость. Он обретает продолжение дел и своей крови, пуская крепкие корни в само основание этого мира. Одиночку легко сломать и подчинить злой воле. В одиночестве таятся соблазны. Семья же преумножает силу каждого, а община укрепляет и закаляет её. Так гласит учение праведных. Но священны лишь те узы, что заключаются под символами истинной веры. Только когда два сердца, познавших истину наполняются теплом и любовью, они очищаются от скверны греха и дурных помыслов. Язычники неверны, они предаются разврату, порокам и мерзостям. Их семьи создаются для наживы, а плоть властвует над их желаниями и помыслами. И посему рода их слабы и гаснут с каждым новым поколением. Наши же семьи благословлены почтением и любовью, они многодетны и крепки, ибо задача праведных нести свет истины и нести его не только словом, но и самой своей кровью, преумножая её и наполняя ей землю. Семья наш долг и наше благословение. Но лишь праведная семья. Твой же брак в глазах Бога и не брак вовсе. Он множит лишь раздоры и несчастье коим не будет конца, ибо между вами с женой пропасть. Ваши пути различны и нет между ними мира и покоя. Твой ведет тебя к праведному бессмертию. Её – к забвению. И потому бог не дает вам детей. Не дает, ибо взращенные в расколотом доме дети и сами окажутся расколотыми. Помни, что как болото никогда не уродит доброй пшеницы, так и из страданий не сможет родиться счастье. Так что не бойся рвать узы, если они гнилы и лживы. Не бойся бросать то, что и так тебе не принадлежало. Таков мой совет тебе, Айдек.

Как раз таких слов он ждал всё это время. Слов, что подтвердят его мысли и придадут ему смелости сделать то, на что так долго не хватало духу. Их союз и вправду превратился в болезнь. Он был пропитан ядом, что день за днем отравлял их плоть и мысли, заставляя замыкаться в страдании и обоюдной ненависти. Кроме прожитых под одной крышей лет, у них не было ничего общего. А если за столько времени общее так и не возникло, то наивно было полагать, что ещё пара болезненно-мучительных годов что-то поменяет.

– Спасибо,– только и смог выговорить фалаг после долгого молчания.

– Тебе не за что благодарить меня, друг мой. Ибо я говорю лишь то, что истинно.

Спешно попрощавшись с Эйном и путанно поблагодарив его за доброту, он быстрым шагом пошёл в сторону своего дома. Проповедник хотел было его проводить, но Айдек заверил его, что это лишнее. Ему нужно было пройтись одному. Нужно было уложить воедино мысли.

Прохлада ночного города приятно бодрила. Пробегая маленькими ледяными иголками по его коже, она отгоняла сонливость и заставляла мысли бегать, подбирая слова для будущего разговора. Он думал, что скажет, воображал Ривну и свои ответы на её слова. А потом отметал всё, и начинал беседу заново.

Конечно, всё это было бессмысленным делом: когда он окажется перед женой и откроет рот, его проклятый неповоротливый язык просто не сможет вывернуться нужным образом, облачив в слова всё то, что разум напридумает по дороге. Этот предательский кусок плоти во рту и так-то не желал повторять его мысли, а от волнений и вовсе деревенел. Но раздумья помогали не угаснуть огоньку решимости, который разжег в его сердце Эйн Халавия. Они гнали его к дому, не позволяя свернуть в сторону Хайладской крепости и того позорного бегства, о котором он думал все эти дни.

А оно и вправду стало бы позорным. И несправедливым.

Эйн был прав. Прав и ещё раз прав, когда говорил, что их брак и не был никогда браком. Это была связь двух трусов, не посмевших пойти против воли семейств. И эту связь надо было рвать. И рвать не втихую молчаливым побегом, а открыто. Так, как и подобает праведному.

На новом рубеже, Айдека ждала другая жизнь. И Ривна тоже имела на неё право. Не её вина, что они были столь различны, что семьи их прогадали, заключая этот брак, и что она так и не стала матерью его детей. Просто их жизням, связанным ненадолго вместе, с самого начала суждено было разойтись. И в этом не было чей-то вины. А раз так, то и Айдек должен был поступить с ней честно. Не сбегать, словно вор под покровом ночи, а поговорить, объясниться и дать ей честный шанс на другую, лучшую жизнь. Он должен был порвать те узы, что под грузом времени и обид, превратились в тяжелые цепи.

И его семья тоже должна была узнать правду. Узнать и принять её как есть.

До своего дома фалаг добрался быстро. Быстрее чем ожидал и многим быстрее чем ему бы хотелось. Его мысли так и не успели принять нужную форму. Не успели подобрать верные слова и укрепить в нём готовность идти по выборному пути до конца.

Когда знакомая улица вывела его знакомой к двери, он застыл, словно обращенный в лёд или камень. Черная краска от палящего Кадифского солнца давно превратилась в коричнево-ржавую. У Айдека всё не доходили руки её перекрасить. Он всё откладывал и откладывал, а теперь, похоже, отложил насовсем.

Нерешительность вновь