Вскоре пришло известие о том, что Муданди застрелил собственного заместителя — по-видимому посчитав его виновным в «плохом дава», что повлекло неудачу при Бендере. Для расследования в лагерь Муданди отправился один из конголезских офицеров, но был бесцеремонно выдворен оттуда. После этого офицер заявил, что покинет Конго, в случае если Муданди не будет расстрелян. Однако Муданди продолжал гнуть свою линию и дал понять, что намерен и дальше бунтовать против Кабилы и Комитета по освобождению Конго, а его бойцы не станут воевать, если этого не будут делать сами конголезцы.

Трения между кубинцами также продолжали нарастать. Еще четверо, включая двух врачей, попросили у Че разрешения уехать. «Я был куда менее жёсток, хотя и куда более язвителен по отношению к врачам, чем к простым солдатам», — отмечал он.

Что касается собственно военных дел, то Че находился на перепутье. После Бендеры ему стало ясно: если не произойдет чего-то такого, что резко повысило бы боеготовность повстанцев, они обречены. В конце июля Че осознал, что изначальные сроки, в которые он рассчитывал добиться победы «конголезской революции», были нереалистичны, и теперь он уже полагал, что для этого понадобится как минимум пять лет.

Тем не менее Че старался постоянно оказывать давление на врага, прежде всего устраивая засады на дорогах. Кроме того, его бойцы занимались разведывательной деятельностью, поскольку и в этом полагаться на самих конголезцев было нельзя. Иной раз возникали такие ситуации, что Че не знал, плакать или смеяться. Как-то раз отряд, возглавляемый кубинцем по прозвищу «Алый», напал на полицейских, однако во время атаки из двадцати конголезцев, отправившихся с ним, шестнадцать бежали. В ходе другой, более удачной операции Папи Мартинес Тамайо, возглавлявший смешанный кубино-конголезский отряд устроил засаду на дороге между вражескими фортами Альбервилем и Бендерой и сумел нанести неприятелю серьезный урон, подбив два броневика и джип, причем были убиты семеро белых наемников. Но в другом месте, где кубинцы устроили засаду совместно с руандийцами, дело кончилось бегством последних, причем сопровождалось беспорядочной стрельбой с их стороны, и в результате один из кубинцев потерял палец. Желая, видимо, как-то возместить эту утрату, командир руандийцев вытащил нож и предложил отрезать палец виновному бойцу, но Папи удалось убедить его не делать этого. Затем и сам командир, и солдаты занялись поглощением виски и пива, найденных в подбитом грузовике, и напились до такого состояния, что подстрелили какого-то крестьянина, которого угораздило проходить мимо и которого они сочли «шпионом».

12 августа Че обратился к своим кубинцам с весьма откровенным заявлением, признав, что они попали в неприятное положение и что повстанческое движение, которому они приехали помогать, организовано очень скверно. Его руководители, говорил он, даже не появляются на фронте, а сами бойцы не воюют и не имеют понятия о дисциплине и самопожертвовании. «О том, чтобы выиграть войну с такими солдатами, — признавал Че, — не может быть и речи». Что касается его первоначальной идеи о том, чтобы доставить в Конго партизан из других стран для прохождения «школы» партизанской войны, то она также выглядела теперь совершенно немыслимо.

После поражения при форте Бендера Че с удвоенной силой стал пытаться убедить конголезцев принять его план действий. Он настаивал на организации нового, объединенного центра военного командования, на внедрении жесткой программы боевой подготовки, на создании налаженной и бесперебойной системы доставки провианта и коммуникационной сети. Че предлагал также создать своего рода военную полицию, которая занималась бы отлавливанием вооруженных дезертиров, мародерствовавших ныне в округе. Таким образом достигались бы две цели: наведение порядка и возврат ценного оружия. Че бомбардировал Кабилу письмами, на которые, впрочем, приходили стандартно уклончивые или невразумительные ответы, а также пытался внушить свои идеи Масенго, с которым регулярно устраивал совещания. Новый глава штаба вроде бы весьма сочувственно воспринимал его слова, но Масенго недоставало авторитета, чтобы навязывать свои решения остальным, так что сдвинуть дело с мертвой точки не удавалось.

Че вновь попросил позволения лично объехать линии фронта, но эта просьба, адресованная Масенго, была встречена с тревогой — якобы из-за опасений за «личную безопасность» Че. Гевара отказался принимать подобные объяснения и прямо спросил, не является ли истинной причиной отказа «недостаток доверия» к нему. Масенго с жаром отверг это предположение и в итоге даже согласился взять Че с собой на встречу с одним из региональных полевых командиров.

Он выполнил свое обещание и взял Че в короткую инспекционную поездку по близлежащим базам, но затем пришло послание от Кабилы, который просил Масенго прибыть к нему в Кигому. Борьба за власть среди лидеров повстанцев вступила в финальную стадию. В начале августа Гастон Сумалио сместил Кристофа Гбенье с поста главы Комитета по освобождению Конго на том основании, что Гбенье предал своих товарищей, тайно вступив в переговоры с официальным правительством Конго. Масенго пообещал Че, что вернется через день. Когда по прошествии недели он так и не появился, Че самовольно отправился на линию фронта к форту Бендера, твердо намереваясь выяснить истинное положение дел. Это произошло 18 августа.

VI

Тем временем Фидель, полный энтузиазма, как шахматный гроссмейстер, чувствующий близость победы, продолжал посылать в Танзанию все новых людей. В начале сентября 1965 г. прибыла уже пятая группа кубинцев, в том числе весьма корпулентный секретарь компартии Эмилио Арагонес — тотчас по прибытии получивший прозвище «Тембо» («Слон») — и старый приятель Че еще по сьерре, частенько живший с ним под одной крышей, а ныне глава штаба Западной армии Кубы — Оскар Фернандес Мелл, прозванный «Сики» («Уксус»), по-видимому, за свой «кислый» нрав.

Фернандес Мелл отдыхал на курорте в Варадеро, когда ему неожиданно позвонили из Гаваны. Хотя «Оскарито» принимал участие в создании нового облика Че, он не знал, да и не интересовался, куда именно тот едет, хотя и подозревал, что Гевара направляется в Южную Америку.

«Он не раз говорил мне об этом, подобные идеи возникли у Че еще во времена Сьерра-Маэстры, — рассказывает Мелл. — Он заявлял, что после освобождения Кубы собирается освобождать свою страну. Такова была его конечная цель — это истинная правда… Когда мне позвонили, я сперва решил, что речь идет именно об этих краях, а узнав про Африку, даже не знал, что и думать, но сказал: "Ну, если он там, значит, едем туда"».

По словам Фернандеса Мелла, на Кубе отношение к африканской кампании Че было почти восторженным. «Они говорили, что все идет отлично, все складывается как нельзя лучше, мол, наши одерживают победы и т. д., и т. п. А наша задача — просто быть у Че под рукой, помогать ему во всем, служить своего рода резервом». И Мелл с Арагонесом отправились в Африку, полные оптимизма и энтузиазма. Им не потребовалось много времени, чтобы понять, что истинное положение вещей несколько отличается от того, каким его рисовали.

В Дар-эс-Саламе кубинцы встретились с Кабилой, который разъезжал по городу на «мерседесе-бенц», и это обстоятельство не пришлось по душе Меллу. Затем, уже в Кигоме, африканцы отказались пустить кубинцев на борт «катера Кабилы», как они называли новое быстроходное судно, предоставленное конголезцам Кубой и СССР; в итоге им пришлось ехать через озеро на более вместительном, но также и более медленном судне. Затем телохранитель Че Помбо спустился с горы, чтобы встретить вновь прибывших, и, пока они поднимались наверх, подробно расписал им, насколько плохо обстоят дела. Он сказал, что Че надоело сидеть в лагере и он вырвался наконец за его пределы. Хорошо зная своего давнего товарища, Мелл ничуть не удивился.