Таким образом, скандинавская миграция в Россию, скорее всего, сочетала в себе стабильный поток небольших торговых групп, часть которых в конечном счете там поселилась, с более редкими вторжениями больших военных отрядов. Как и на западе, и в те и в другие миграционные группы, вероятно, входили женщины, но мы не знаем, как часто такое происходило. Общий итог этих миграционных потоков, однако, разительно отличался от такового на западе. Скандинавы приходили в Россию, чтобы получать доходы благодаря торговле ее природными ресурсами, а не для того, чтобы грабить поселения или отнимать землю у прежних владельцев и захватывать новые территории. В России нет признаков даже частичного замещения элиты. Норвежцы здесь создали новый вид элиты, представители которой зарабатывали деньги, соединяя регионы, богатые необходимыми материалами, с центрами потребления в Западной Европе и на Ближнем Востоке.

Конечно, важно тщательно анализировать данные, чтобы определить разные типы миграционных потоков скандинавов, однако игры с числами, как часто бывает в случае с 1-м тысячелетием, ни к чему не приводят. Либо мы вовсе не знаем, сколько было мигрантов, либо не знаем их процентного соотношения с местным населением, либо ни того ни другого. Но опять же, качественный подход позволяет узнать чуть больше. Миграционный поток принимает разные формы. Захват земель на северо-западе проводился небольшими местными элитами, которые могли позволить себе корабль и небольшой отряд; Данелаг и Северная Франкия были покорены конунгами и ярлами, стоявшими во главе крупных отрядов, а одновременное участие торговцев и военных предводителей позволило скандинавам обосноваться в европейской части России. Даже там, где производился захват земель, миграция скандинавов не похожа на спровоцированное гуннами массовое переселение в Римскую империю в конце IV–V веке. Миграция норманнов всегда осуществлялась в форме продолжительных потоков, иногда на протяжении одного-полутора веков, а не внезапной волной массового переселения. На мой взгляд, она больше всего напоминает переход северных германских племен на юг и восток, к Черному морю, во II и III веках, или (из более современных примеров) переселение буров – в особенности на западе, где мы видим поток, менявший форму и набиравший силу по мере того, как скандинавское население осознавало масштаб открывающихся возможностей.

Несмотря на эти вариации, миграция викингов вызывала довольно серьезные политические и нередко культурные потрясения во всех затронутых ей регионах. На северных и западных островах, вместе с Данелагом и Нормандией, местные политические и социально-экономические структуры были полностью выведены из строя. Местные элиты были либо полностью, либо частично заменены, лишились земель; иногда старые королевства уничтожались, и на их месте появлялись новые политические образования. Здесь необходимо признать, что уровень насилия был довольно высоким. При изучении истории англосаксонской Англии не может не поразить тот факт, что практически не сохранилось хартий старых королевств Нортумбрии и Мерсии до IX века, то есть до того, как на их территории был образован Данелаг. В остальных местах, где господствовали викинги, подобных документов тоже осталось не слишком много, но некоторые уцелели. В Данелаге они не сохранились потому, что монастыри, в которых они содержались, были сожжены. Мы знаем также, что в королевстве Нортумбрия, на родине Беды, в VII–VIII веках была создана сильная христианская литературная и научная традиция. Алкуин, величайший ученый раннего Средневековья, был нортумбрийским клириком и оставил подробное описание библиотеки в Йорке. Викинги уничтожили все книги вместе с учреждениями, в которых они хранились. В некоторых местах были разрушены даже епископские канцелярии. Три древнеанглийские епархии так и не были восстановлены после эпохи викингов[605].

Некоторые поселения эпохи Великих армий недолго продержались в роли независимых политических образований. В начале X века Уэссекс покорил Данелаг, и появилось объединенное Английское королевство. Но даже это признак политических потрясений, вызванных миграцией норвежцев. Если бы викинги не уничтожили Мерсию и Нортумбрию – главных соперников Уэссекса, вряд ли монархия в этом королевстве обрела бы такое могущество, к тому не было никаких предпосылок. Что не менее важно, завоевание Данелага Уэссексом не привело к возвращению аннексированных земель их бывшим владельцам: сокмены присутствовали здесь вплоть до 1066 года. То же самое верно и для Шотландии, где появление единого объединенного королевства вместо трех, ранее существовавших, – Дал Риады скоттов, государства пиктов и Стратклайда бриттов – во многом было вызвано ущербом, который понесли два последних в ходе нападений викингов[606].

В других регионах плоды переселения викингов просуществовали довольно долгое время. Много воды утекло по Сене, и поселению в Руане суждено было со временем стать герцогством Нормандия. Северные и западные острова Британии вместе с Северной Шотландией и островами в Атлантике также надолго вошли в скандинавскую федерацию. И все связи между различными скандинавскими купцами, наряду с конунгами, пришедшими, чтобы получать свою долю с их прибыли, в конечном итоге создаст первое Русское государство, к которому мы вернемся в следующей главе и которое более или менее успешно развивалось вплоть до нашествия монголов. Из всех регионов, которые пострадали от нашествия викингов, только в Ирландии и Уэльсе последствия его были не такими разрушительными, но даже в этих случаях можно утверждать, что появление норвежцев спровоцировало очередной виток политического развития, двинувшегося по новым и сложным траекториям[607]. Думать здесь только о цифрах – значит за деревьями не увидеть леса. В качественном плане «шок», который испытали все общества, сыгравшие (как правило, против воли) роль хозяев для скандинавских мигрантов, вполне очевиден. В этом смысле мы снова видим миграционные потоки, которые можно назвать только массовым переселением. Но мы изучили пока лишь одну сторону скандинавского миграционного процесса, и остается еще один важный вопрос. Почему переселение скандинавов произошло именно в этот период и приняло столько разных форм?

Причины, повлекшие за собой миграцию скандинавов в IX–X веках, тяготели, по крайней мере вначале, к позитивным экономическим мотивам – в противовес негативной политической матрице мотивации. Такой вывод сильно поразил бы ученых, изучавших этот вопрос до середины XX века. Тогда в основном считалось, что во всем виновато перенаселение, вызвавшее великий исход мужчин, женщин и детей из Скандинавии. Многие считали, что готы тоже вышли из Скандинавии, которая была, как говорит Иордан, «чрево народов». К тому же не так давно мир увидел новые примеры массовой миграции, в особенности в Соединенные Штаты в конце XIX – начале XX века. В этом контексте сам собой напрашивался вывод о том, что переселение викингов было лишь одним из многочисленных примеров миграции в чужие земли, которая происходила, когда уровень населения в Скандинавии достигал максимума.