Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«От платья зависело мое настроение, от настроения – выражение лица и все остальное», – пишет Мария Башкирцева. И еще: «Или надо ходить голой, или надо одеваться в соответствии со своей внешностью, своим вкусом, характером. Когда эти условия нарушены, я чувствую себя неловкой, заурядной, а значит, униженной. Куда деваются настроение и ум? Просто они думают о тряпках, и вот я уже глупая, скучная и не знаю, куда деваться».
В большинстве случаев женщина предпочитает отказаться от праздничного приема, нежели явиться на него, по ее разумению, плохо одетой, даже если в ее планы не входит быть особо замеченной на таком вечере.
Однако вопреки утверждению некоторых женщин: «А я одеваюсь только для себя», мы видели, что и нарциссизм предполагает взгляд со стороны. Можно с уверенностью сказать, что если и встречаются женщины искренние, не думающие о посторонних взглядах, не принимающие их в расчет, так это, как правило, в психиатрических больницах; в обычной жизни женщине нужны зрители.
«Я хотела нравиться и чтобы говорили, что я красива, и чтобы Лева это видел и слышал… А иначе зачем быть красивой? Мой милый маленький Петя любит свою старую няню, для него она красавица, и Левочка приучил себя к самым уродливым лицам… Мне хочется уложить волосы. Никто этого и не заметит, но все равно это будет очаровательно. Что заставляет меня желать быть замеченной? Бантики, ленточки, все доставляет мне удовольствие, я хочу новый кожаный пояс, а теперь, когда я написала эти строки, мне хочется плакать…» – пишет Софья Толстая после десяти лет замужества.
Муж очень плохо справляется с предназначаемой ему ролью. Отсюда и неоднозначность его требований, и двойственность отношения к жене. Если жена очень привлекательна и обращает на себя внимание, муж исходит ревностью; между тем в каждом супруге в той или иной степени присутствует царь Кандавл, жена должна служить достоинству мужа, своим внешним видом делать ему честь, быть элегантной, хорошенькой или, по крайней мере, «недурной»; а то, чего доброго, он скажет ей с досадой словами папаши Убю: «Вы сегодня очень некрасивы! Это потому, что у нас гости?» В браке, как уже отмечалось, плохо уживаются эротическая и социальная сторона; свойственный им от природы антагонизм здесь обнаруживается с особой остротой. Если жена стремится подчеркнуть свою сексуальную привлекательность, она порочит себя в глазах мужа; он порицает жену за ту самую дерзость, которая в другой женщине его как раз и привлекает, и выговор, который он ей делает, убивает в нем всякое желание; если же женщина одета скромно, прилично, муж одобряет ее, но воспринимает холодно: внутренне он слегка упрекает ее за то, что она не так привлекательна, не так соблазнительна. По этой причине муж редко смотрит на жену своими собственными глазами; он как бы рассматривает ее со стороны. «Что о ней скажут?» Его предположения редко бывают близки к истине, ибо он в любом случае остается ее мужем. Ничто так не раздражает жену, как восхищение ее мужа нарядом, поведением, манерами другой женщины – одним словом, всем тем и точно таким, что он критикует у нее. Это, впрочем, естественно: он постоянно видит ее перед собой, она слишком близко, рядом; с его точки зрения, у нее всегда одинаковое лицо; он не замечает ни ее туалетов, ни новой прически. Нередко даже влюбленный муж или пылкий любовник бывает невнимателен к туалету женщины. Если они любят женщину искренне и пылко, то, как бы ни шли ей наряды, они ее только скрывают; и они будут ее лелеять и плохо одетой, и усталой не менее, чем расфранченную, блистательную. А если нет любви, то самые красивые платья ни к чему, они бесполезны. Для женщины туалет, конечно, может служить своеобразным средством привлечения внимания, но он не служит решающим орудием; искусство женщины состоит в том, чтобы породить иллюзии, она предлагает на обозрение нечто возбуждающее воображение: плотские объятия, повседневная жизнь рассеивают любые иллюзии; супружеские чувства, как и плотская любовь, зиждутся на реальной почве. Впрочем, женщина одевается не только для того, чтобы показаться любимому мужчине. Правда, Дороти Паркер в новелле «Прелестное прощание» (The Lovely Leave) приводит именно такой случай с молодой женщиной, с нетерпением ожидавшей своего мужа на побывку. Ей хотелось показаться ему особенно красивой при встрече:
Она купила себе новое платье: черное, ему нравились черные платья; простого, элегантного покроя, ему нравились такие; и такое дорогое, что ей даже думать не хотелось о цене…
– …Тебе нравится мое платье?
– О, очень! – сказал он. – Ты мне всегда в нем очень нравилась.
Это было как удар грома, она прямо окаменела.
– Это платье новое, – парировала она, с преувеличенной четкостью произнося каждый слог, что звучало очень обидно, – я его никогда не надевала. И если хочешь знать, я его специально купила для сегодняшнего дня.
– Прости меня, дорогая. О, конечно же, теперь-то я вижу, что оно вовсе не похоже на то, за которое я его принял; оно великолепно; ты мне всегда так нравишься в черном.
– Ты знаешь, вот в такие минуты, – сказала она, – я почти желаю, чтобы у меня появился другой повод надеть черное платье.
Часто считают, что женщина одевается, чтобы вызвать зависть или ревность у других женщин: такая ревность в самом деле выразительный знак успеха; но не только она под прицелом. Сквозь восхищенные и завистливые голоса одобрения женщина хочет распознать тот звук, который убедит ее в полной победе ее красоты, ее элегантности, ее вкуса – ее самой, наконец. Она одевается, чтобы показать себя, она показывает себя, чтобы утвердиться. Таким образом, она ставит себя в очень тяжелую зависимость; преданность домохозяйки своим обязанностям полезна в любом случае, даже если о ней никому не известно; а усилия кокетки остаются тщетными, если их результат никто не отметил. Женщина все время находится в поиске своей наибольшей значимости; эта погоня за абсолютом делает ее поиск изнурительным; если хоть кто-то не одобрил ее шляпки, она уже нехороша; комплимент ей льстит, а дурное слово повергает в уныние; путь к абсолюту бесконечно длинен, и женщине никогда не удается победить на всех направлениях; вот почему кокетки так обидчивы; вот почему некоторые хорошенькие и обожаемые женщины могут быть печальны от собственного убеждения в том, что они недостаточно красивы и вовсе не элегантны, и, чтобы они могли убедиться в обратном, им недостает как раз высшей похвалы какого-то такого судьи, который им и неизвестен: таким судьей должна быть каждая для себя, но именно это и неосуществимо. Редко встречаются такие женщины из числа кокеток, которые заключают сами в себе высшие законы элегантности, и так, что никто не смеет усомниться в них, потому что это они сами определяют, можно сказать, декретом успех и провал; такие женщины, пока длится их царствование, могут считать себя исключительно преуспевшими. К несчастью, этот успех ничему не служит и никому не нужен.
Туалет предполагает выходы в свет и приемы, это его природное предназначение. И вот женщина из салона в салон демонстрирует свой новый костюм и приглашает к себе, дабы показаться в своем царстве, то есть в своем «интерьере». В исключительно торжественных случаях во время ее «визитов» ее сопровождает муж, но чаще всего, как раз когда муж на работе, жена выполняет свои «светские обязанности». Множество раз уже описывалось, какая зеленая тоска бывает на этих светских собраниях. А происходит это оттого, что женщины, собравшись вместе в силу «светских обязанностей», не знают, о чем говорить друг с другом. Ничто не связывает, например, жену адвоката с женой врача, и еще меньше общего у жены доктора Дюпона с женой доктора Дюрана. Дурным тоном считается в общем разговоре вдруг заговорить о шалостях своих детей, о своих домашних заботах. Поэтому разговор ведется на общие темы: о погоде, о последнем романе, ныне модном, ну и высказываются некоторые глобальные мысли, заимствованные у мужа. Такая традиция, как «приемный день мадам», понемногу исчезает; однако в разных вариантах остается во Франции обязанность «визитов». Американки охотно заменили разговоры на игру в бридж, но это доставляет удовольствие только тем, кто любит эту игру.