Модель Кауфманна (Kaufmann, 2002), представленная на рис. 12.2, показывает, как можно связать четыре этапа стандартного цикла отмывания денег с плохим управлением и коррупцией в государственном, финансовом и частном секторах. На наш взгляд, к модели необходимо добавить еще оговорку о том, что определенная часть доходов от коррупции потребляется без отмывания, а еще часть – после прохождения не всех этапов отмывания. Коррупция на этапе 1 выделена темно-серым цветом, однако в некоторых развивающихся странах все элементы на этапе 1 могут контролироваться родственниками и друзьями политических деятелей.

Во многих критических выступления средств массовой информации и в заявлениях со стороны развивающихся стран ответственность за международную коррупцию возлагается на страны ОЭСР, их обвиняют в том, что они являются и источником взяток, и местом отмывания коррупционных доходов. В развивающихся странах многие считают, что существование двойного стандарта, который объявляет войну политическим деятелям из развивающихся стран, но ничего не делает в отношении стран ОЭСР, где находятся источники взяток и места отмывания денег, оказывает отрицательное политическое влияние, например, на применение Конвенции ООН против коррупции (Commission for Africa, 2005). Поскольку доходы от коррупции отмываются в крупнейших финансовых центрах ОЭСР и в менее прозрачных юрисдикциях, то, не будь доступа к этим институтам, коррупция в более бедных странах была бы намного меньше{263}. Скандалы, раздуваемые средствами массовой информации, создают репутационный риск как для самой страны, так и для ее банков и компаний.

Все финансовые центры ОЭСР проходили через скандалы, связанные с коррупцией и отмыванием денег, и нет причин считать, что такое не повторится в будущем. В самом деле, наличие «офшорных прачечных» является важным фактором процветания коррупции, поскольку без них приходится хранить средства в стране, рискуя потерять их в результате выявления и конфискации новым режимом или независимой системой правосудия{264}. Теперь появилась возможность использовать режимы борьбы с отмыванием денег в странах ОЭСР в сочетании с антикоррупционными режимами в развивающихся странах. Даже в случае крупномасштабных и сложных операций достаточно всего лишь одного отчета о подозрительной деятельности от финансового института или адвоката и одной серьезной попытки расследования для распутывания некоторых схем.

Конечно, пределы, в которых полиция (или в своей части банкиры и адвокаты) могут скрытно заниматься выявлением целей подозрительной операции, не безграничны, и это является серьезной проблемой в коррупционных делах, включая случаи коррупционного правоприменения и крупномасштабной коррупции. Трудности могут также возникать при получении от стран информации, необходимой для завершения расследования за рубежом, например в Швейцарии, где обвинение действует очень активно в делах, связанных с предикатными преступлениями во всех странах. Так или иначе, более тщательный контроль за финансовыми счетами и повышенное внимание к бенефициарным собственникам должны, по логике, способствовать возврату активов. В этом смысле меры по борьбе с отмыванием денег оказывают заметное влияние на правоприменительную практику во всех случаях – от борьбы с наркотиками до крупномасштабной коррупции{265}.

Более того, возможности по судебному преследованию отмывания денег, например в Швейцарии, определенно повышают риски для тех, кто осуществляет деловые операции через эту страну, поэтому подконтрольность правоприменительной или судебной практики в той или иной развивающейся стране не приводит к появлению абсолютного иммунитета у людей и/или активов, вовлеченных в коррупционные отношения. Тем не менее расследование и судебное преследование случаев коррупции остается очень дорогостоящим делом и серьезно отражается на государственном бюджете. В случаях, когда у небольших юрисдикций не хватает возможностей по проведению расследований, может потребоваться международное финансирование.

Судебная коррупция и отсутствие независимости судов также препятствует преследованию и наказанию правонарушителей. Судебные системы в странах Латинской Америки, например, исторически не являлись значительным институциональным барьером на пути злоупотребления властью по целому ряду политических и структурных причин. Отсутствие независимости судебной системы и судебная коррупция нередко идут рука об руку – судьи, поддающиеся нажиму других ветвей власти, нередко более склонны к подкупу со стороны тяжущихся сторон и адвокатов. В Чили во времена правления Пиночета судей, которые не уступали, увольняли и подвергали гонениям (Dakolias and Thachuk, 2000, p. 362). Если правительство хотело контролировать судебную власть, оно назначало коррумпированных или зависимых судей. Венгерская практика, представленная в примере 12.5, показывает, что в случаях, когда страна ограничивает правоприменительные возможности в борьбе с коррупцией, внимание уделяется только крупномасштабной коррупции, а поскольку такие дела обычно вызывают глубокие политические противоречия, появляется высокий риск политизации судебного процесса. Пример Венгрии также свидетельствует о том, что не только для инициирования борьбы с коррупцией и отмыванием денег, но и для ее успешного ведения необходима политическая воля. Судебные преследования, своевременные и беспристрастные судебные разбирательства, а также санкции, направленные на повышение риска, ясно сигнализируют о том, что на терпимое отношение к коррупции рассчитывать не стоит.