во вторую державу мира и отдала под его контроль Восточную Европу, подвергавшуюся в послевоенные годы жестокому угнетению и экономической эксплуатации. Тем не менее, если бы Гитлер получил свободу рук в Восточной Европе и в России, судьба этих стран оказалась бы гораздо более тяжелой. Чтобы в 1945 году положить конец войне в Европе, потребовались совместные усилия Англии, России и США. К тому времени состоялся холокост, погибли двадцать миллионов советских граждан, в том числе немало мирных людей, а также два миллиона поляков и множество других восточноевропейцев. Если бы Россия сражалась против Гитлера в одиночку, война затянулась бы на долгие годы, а потери были бы неизмеримо больше. Гитлер планировал истребить население Ленинграда и Москвы – около семи миллионов человек – и поработить или уничтожить всех русских и поляков, которые не смогли бы доказать свое арийское происхождение.

Войну в России, как я считаю, нельзя было выиграть военным путем: территория страны была слишком велика, а все население проявляло враждебность – не потому, что русские любили Сталина, а потому, что Гитлер собирался убить или поработить их всех. Они попросту сражались за свою жизнь, как делали поляки, отчаянно сопротивлявшиеся попыткам заселить часть их страны немцами. Я думаю, что результат был бы именно таким, как изображено в книге: в Европе к востоку от Германии идет бойня, «правильная» война совмещается с бесконечной партизанской борьбой – Вьетнам в невообразимом масштабе. Если кто-то считает, что сохранение некоей гипотетической «британской славы» стоило того, я не разделяю его мнения.

Остается вопрос о том, как капитуляция англичан отразилась бы на Америке. Лишившись потенциального военного плацдарма в Европе, Америка вполне могла бы повернуться к ней спиной и пойти на сделку с японцами. А это, в свою очередь, сделало бы войну Японии против Китая, во многом похожую на советско-германскую по своим масштабам и своей жестокости, еще более затяжной.

Таким образом, несмотря на ужасы сталинского правления в Советском Союзе и в Восточной Европе, ставшие следствием русской победы, я склонен полагать, что капитуляция Англии еще более осложнила бы ситуацию в мире, не говоря уже о продолжающемся господстве фашистов в Западной Европе.

Гитлер верил, что его рейх простоит тысячу лет. Это было маловероятно. Фюрер намеренно выстроил систему власти, при которой он стоял над противоборствующими группировками. Он едва ли протянул бы долго: большинство историков сходится во мнении, что в последний год жизни у него наблюдались симптомы рано начавшейся и быстро прогрессировавшей болезни Паркинсона. В моей книге болезнь к 1952 году вошла в тяжелую стадию, стремительно развиваясь. Если бы Гитлер умер или потерял дееспособность, неизбежно разгорелась бы борьба между конкурирующими группировками, особенно между армией и СС. В реальном мире военные предприняли попытку убить Гитлера в 1944 году, когда стало ясно, что война проиграна. Заговор 1944 года не удался, но если бы он увенчался успехом, гражданская война между военными и эсэсовцами была бы весьма вероятной[31]. Мне кажется, она была бы еще более вероятной, если бы фюрер скончался в 1952 году: недовольных военных, которые были и в 1944 году, стало бы намного больше, если бы безнадежная война в России продлилась еще восемь лет.

Нацистский режим, вопреки укоренившемуся мифу, всегда был нестабильным в своей основе. Как и сталинская диктатура – после смерти вождя режим претерпел серьезные перемены и стал гораздо менее кровавым, хотя и остался в экономическом плане чисто коммунистическим и сурово карал своих подданных и вассальные страны за любое отступление от намеченной линии.

Поэтому я считаю, что в конечном счете Вторая мировая война была все-таки «хорошей» войной. Западная Европа действительно вступила на «залитые солнцем высоты», которые обещал Черчилль, и долго оставалась там. Но ничто не может длиться вечно, и к моменту, когда я пишу эти строки, в августе 2012 года, Европа стоит на пороге экономического и политического кризиса. А на другой стороне континента наблюдается новый подъем национализма и ксенофобии. Европейская история первой половины XX века, если вынести за скобки Россию, – это история торжествующего национализма. Соперничество между крупнейшими странами с их национальными устремлениями достигло кульминации в войне 1914 года, и национальный дух раздувал огонь этой войны еще четыре года, несмотря на беспрецедентные потери. Храбрецов вроде лорда Ленсдауна в Англии, осмелившихся заикнуться о перемирии, отправляли в отставку или поступали с ними еще хуже. Великая война увенчалась Версальским миром, обозначившим торжество национализма малых народов. На обломках старых империй выросли новые государства, и большинство их принялись угнетать национальные меньшинства, особенно евреев; закончилось это образованием националистических диктатур. Как в больших, так и в малых европейских государствах национализм породил уродливых отпрысков: фашизм, основанный на организованном почитании нации, и нацизм, возвеличивавший не только нацию, но и расу.

После Второй мировой войны национализм не умер. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на Францию де Голля или на антикоммунистические движения в Восточной Европе, но он по большей части стал менее яростным, менее ксенофобным. Но теперь он вернулся в самом неприглядном своем обличье: по всей Европе, во Франции, Венгрии, Греции, Финляндии и даже в Голландии – и, что, наверное, пугает сильнее всего, в России, – откровенно националистические, антииммигрантские, а иногда открыто фашистские партии вновь становятся серьезной силой в политике. А ужасная история Югославии в 1990-е годы служит напоминанием о том, какие кровавые формы способен до сих пор принимать европейский национализм.

У меня разрывается сердце – в буквальном смысле, – когда моя родная Британия, меньше других стран подверженная проявлениям национального экстремизма между двумя мировыми войнами, стремительно подпадает под влияние националистических партий. Самые крупные из них не исповедуют расизм, но считают, что национальная идентичность имеет фундаментальное, определяющее значение в политике. Существует атавистическое мнение, будто национальное единство способно защитить людей от угнетения – национализм всегда ищет внешних врагов – и решить все их проблемы. Партия независимости Соединенного Королевства обещает наступление золотого века, стоит Британии всего лишь выйти из Европейского Союза. (Куда? Чтобы торговать с кем?) По крайней мере, ее деятелям хватает честности, чтобы признать свою приверженность к особому виду политической экономии, основанной на еще одной современной догме: «чистый» свободный рынок способен положить конец любым экономическим проблемам. Эта догма не раз доказывала свою неэффективность и пагубность, как, например, в России.

Куда более ощутимую и значимую угрозу для всей Британии представляет Шотландская национальная партия, которая ныне находится у власти в Эдинбурге, вновь ставшем местопребыванием правительства. Как было всегда, ШНП является партией без политиков в общепринятом