Эти женщины последовательно прошли долгий и страшный путь от девочек на побегушках до высших постов в иерархии Владимирского княжества. Теперь они пришли взглянуть на меня и решить мою судьбу.

На самом же деле это я собирался сказать им, как жить дальше, причем сразу обеим, чтобы не бегать за каждой в отдельности.

Лесовичка поднялась, стянула грязную ткань с головы, бросая испепеляющие взгляды на бывшую подругу. Женщины встали друг против друга, готовясь выдирать волосы сопернице.

Преподобная что-то пронзительно шипела, лесная ведьма без стеснения бормотала самые черные, смертные заклинания.

В неверном свете масляной лампы, а вернее, липкой и закопченной плошки с фитилем, на лицах старух не видно было морщин. Казалось, здесь и сейчас из тьмы небытия вернулась прошлая жизнь.

– Все ссоритесь, девочки? – поинтересовался я. – Надеюсь, вы не станете драться прямо тут.

– Концепольский, в твоем положении не стоит упражняться в остроумии, – ответила мне Преподобная.

Но все же противницы повернулись ко мне, на время прекратив подготовку к схватке.

– А я бы на твоем месте не делал замечаний своему начальнику и командиру, – парировал я.

– Завтра ты на кол пойдешь, мальчик.

– Ну уж нет. Во-первых, не мальчик, селедка ты черная. Ты знаешь, кто я такой. Во-вторых, вы завтра подтвердите мою личность и полномочия. В-третьих, перестанете собачиться. Вспомните, что в прежние годы Таня и Аня вместе были силой, а порознь только гадили себе и делу.

Если раньше вы могли так развлекаться, то нынче по вполне понятным причинам вы не можете себе такое позволить. Только что Владимир совершил то, что может быть истолковано несостоявшимся союзником на юге как акт вероломства и подлости.

– Это ты сделал, молодой дурак, – прорычала Преподобная.

– Нам Тамбов не нужен. Тем более, когда у нас в руках целый город с машинами, станками и механизмами.

– Это ты так думаешь, – ядовито заметила Преподобная.

– Знаешь, Татьяна, когда они нам аэросани делали, я понял, какие это спецы. Случайные люди, которые когда-то видели технику краем глаза.

– А у нас и таких нет, – почти без гнева возразила Преподобная.

– Мертвый город – большой куш. – заметил я. – Слышал, что тамбовская рать стоит готовая к походу. Займут бывшую столицу, мы их оттуда не выкурим.

Если они со своим «Мурашом» так поднялись, то как разовьются на новой сырьевой базе?

– Ваня, а «мураш» – это что? – поинтересовалась Лесовичка.

«Блондинка, она и на середине седьмой сотни блондинка» – пролетело в голове.

– Аня, «Мураш» – это их рынок и базы. Юг очень быстро вымер, все осталось нетронутым, – ответил я Лесовичке.

– Какой он тебе Ваня, дура старая, – взорвалась Преподобная. – Мальчишка, подделка, выдающая себя за Пророка-Спасителя.

– А, так вот в чем дело, – отметил я. – Ты меня не признаешь?

– Конечно.

– Почему? – невозмутимо поинтересовался я. – А из чего ты это выводишь? Может, тебе рассказать снова, как мы познакомились. Или когда впервые легли в постель? Где у тебя на теле родинки? Как ты предпочитала заниматься любовью и что кричала, возбуждаясь?

Преподобная дернулась, будто я прилюдно сорвал с ее тощего, жилистого тела одежду.

– Ты можешь говорить что угодно, – овладев собой, сказала она. – Даже если будешь врать, что помнишь, это не так. Тебе просто досталась чужая память.

– Ну это почти классическая задача кибернетики, – с усмешкой. – И ты, я думаю, помнишь решение. Различить в этом случае «быть» и «казаться» логическими средствами невозможно. Вон Аня смотрит в суть и видит, что в новом теле та же душа и то же сознание.

– Я знала, что ты спал с ней, но не хотела этому верить… Кобель, – грустно сказала ведьма.

– Да, настоящий Волков любил меня, – ядовито заметила Татьяна. – А ты, дурочка, объедками моими пользовалась.

Тетки снова приготовились к бою. Вдруг Преподобная расхохоталась.

– А подделка-то ничего. Успел за три минуты и помирить, и снова стравить.

– А почему опять подделка? Отчего бы не признать, что, так или иначе, я тот, кто есть? Что тебе мешает? Может, ты обижена на меня?

– На тебя нет. Но Волков бросил меня, нас всех. А оттого ты, мальчишка, на кол пойдешь. Может, и ему немного больно будет, когда тебе задницу колом порвут.

Ты ведь нам мантру дал, чтобы жить вечно. Отчего сам ей не воспользовался? Зачем в шаманство свое ударился? Мы хоть и не блистали, как ты, но до теперешних лет дожили. А ты крутил, вертел и все равно помер.

– Вот в чем дело. Зачем ушел, когда мог жить? – вопрос Преподобной попал в самое больное место. На глазах помимо воли выступили слезы. – Мы старые стали. Я мало того, что в армии на афганской войне был покалечен, за десятки лет боев новых дырок насобирал столько, что, если бы не волновые генераторы, не выжил бы. Устал.

Но ведь я вам все расчистил. Троглодитов побил в округе на сотни километров, вампиров в подземельях приструнил, оружия и припасов на века собрал. У нас заводы действующие были: металлургический, обрабатывающий, химический, патронный. Думал, когда приду, будет великая страна. А вернулся к разбитому корыту, войне с Суздалем, биомассе в метрополитене и ряженым мусликам.

– Хорошо судить со стороны. А вот попробовал день за днем… – рявкнула Преподобная, но, осознав неуместность разборок с «подделкой», заставила себя умолкнуть.

– Я особенно ценил то, что вы верили мне и действовали, как бы плохо вокруг не было. Но наш тогдашний путь был тупиковым. Настройки тел, рожденных задолго до перемен, не предполагали долгой жизни выживших. Наши дети и внуки, адаптированные к новым условиям, стали жить по сто пятьдесят и даже по двести лет. А вот из тех, кто когда-то выбрался из погибающей столицы, остались только мы трое.

– Мантра бессмертия, – заметила Лесовичка.

– Да, Аня, – ответил я. – Мантра хороша. Безусловно, она работает. Но ее силы не хватает для таких, как вы. Вместо того чтобы наполнить здоровьем и молодостью, она только растягивает старость.

Вы мне дали время родиться в новом теле и открыть путь к настоящему бессмертию. Я в неоплатном долгу перед вами, девочки. Я поделюсь этим знанием с вами, если, конечно, мне завтра кол в задницу не забьют.

– Ванечка, – вдруг с плачем сказала Лесовичка, обнимая меня.

Чуть позже к нам присоединилась и Татьяна. Я плакал вместе с ними. Об ушедших днях, прошлых радостях и горестях, мертвых друзьях, несбывшихся мечтах и случившихся кошмарах.

Когда способность соображать вернулась, я заметил блеск глаза в щели приоткрытой двери. Несмотря на хваленую дисциплину амазонок, кто-то нас подслушивал. Я сделал прогоняющий жест, и дверь закрылась.