— Сами увидите. В газетах. Каждый день сообщают, что это случится завтра. — Тяжёлые веки опустились ещё ниже. — Вы полагаете, мистер Черчилль умел произносить замечательные речи про войну? Вы Садата[328]не слышали. Мы тут зовём его «Победа завтра, грязь сегодня». — Он скользнул взглядом в сторону Джейн и повернулся на переднем сиденье лицом к ним обоим. — Я сказал «грязь» только ради вас, madame. Арабский — откровенный язык.

— Merde?

— A, tres bien. Vous parlez francais?[329]

К всеобщему удовольствию, выяснилось, что все трое говорят по-французски; Дэн счёл нужным поскорее вмешаться — его познания во французском языке были весьма ограниченны.

— Неужели у вас можно вот так говорить о президенте на публике?

Ассад поднял руку, горестно отрицая такую возможность, но в глазах под тяжёлыми веками зажёгся огонёк.

— Однако мы здесь, в Египте, очень везучие люди. Вся наша тайная полиция носит форму. — Он бросил взгляд на водителя, потом одно из тяжёлых век дрогнуло, словно от тика: — Une stupidite stupefiante![330]

В нём сразу можно было распознать человека, принадлежащего к самому заметному из всех мировых сообществ, к счастью, не признающего никаких государственных границ, — к клубу политических циников. Дэн решил, что Ассад, по всей вероятности, человек не очень честный, из тех, кто не прочь поманипулировать бюджетом студии в своих интересах, но собеседник вполне приятный.

Сумерки уже наступили, когда они въехали в город, поражающий неповторимым смешением Средневековья и современности: запущенные, обсаженные чахлыми деревьями улицы, фасады домов жёлто-зелёного или грязно-белого цвета, пыль повсюду, европейская одежда рядом с развевающимися галабийе[331], босоногие мальчишки, открытые ларьки, тележки, ослики со свисающими по бокам связками кормовых стеблей, чья яркая зелень — единственное свежее пятно на тусклом фоне. Порывы ветра наносят странные запахи, пахнет навозом, чем-то едким… Ассад объясняет, что это — от промышленного комплекса в Хелуане, повыше, у Нила. («Нам ведь надо доказать, что мы уже совсем как Запад, так что, вполне естественно, для начала заводим себе побольше проблем с загрязнением окружающей среды».) Однако мягкий воздух субтропиков, проникавший в окна машины, нёс с собой и совсем другие, густые и ароматные, запахи.

Наконец выехали к Нилу, слишком поздно, чтобы разглядеть в отдалении очертания пирамид в Гизе[332]; но спокойные воды великой реки светились перламутрово-серым в быстро угасающих сумерках; и вот они уже у подъезда отеля. Ассад вошёл вместе с ними — посмотреть, всё ли в порядке с заказанными заранее номерами; они выпили по стаканчику в баре. Предполагалось, что Джимми на следующее утро отвезёт Дэна на встречу с каким-то высоким министерским чином, но это — пустая формальность, и без встречи вполне можно было бы обойтись, если бы Дэн не стал настаивать. Он не стал. Тогда они проведут весь день, осматривая места натурных съёмок, где Малевич уже побывал и теперь хотел, чтобы их увидел писатель. Дэн ещё раньше предложил Джейн посмотреть главные достопримечательности города, пока он будет занят. Ассад сказал, что его жена могла бы ей в этом помочь, но Джейн отказалась; тогда они прошли к администратору и заказали для неё билет на обычную дневную экскурсию по городу: Египетский музей древностей утром, город и пирамиды — во второй половине дня. Тяжёлое веко снова дёрнулось тиком.

— Скука смертная, madame. Но, полагаю, разок на всё это вам следует посмотреть.

Уверившись, что они и вправду хотят лечь пораньше и не собираются развлекаться, он удалился, настояв, однако, что на следующий вечер они согласятся отобедать с ним, его женой и несколькими друзьями.

Обнаружилось, что комнаты у них рядом, что окна у обоих смотрят на Нил и что кто-то — видимо, Ассад — поспешил с выводами. Комнаты соединялись дверью в смежной стене. Дэн не стал проверять, закрыта ли дверь. Ключа с этой стороны не было, оставалось лишь надеяться, что он — с той стороны. Джейн собиралась принять ванну, и, просматривая каирские сцены в привезённом с собой черновике сценария, чтобы завтра во всеоружии осмотреть места съёмок, он мог слышать, как шумит вода за стеной, как ходит за дверью Джейн. Немного погодя ему захотелось открыть бутылку беспошлинного виски, купленного в Хитроу; может, и Джейн захочет с ним выпить, подумал он, но не мог заставить себя постучать в дверь, соединявшую их комнаты, не мог и позвонить по телефону — это лишь подчеркнуло бы чувство неловкости, которое он испытывал. В конце концов он позвонил вниз, попросил принести льда и бутылку минеральной воды «Пеллегрини»; потом, с бокалом в руке, подошёл к окну и стал смотреть на тёмную теперь реку, воды которой сонно отражали огни Гезиры[333]на том берегу. Здесь, в центральной части города, стало гораздо больше машин, чем ему помнилось с прошлого приезда, прямо-таки калифорнийский поток медленно движущихся справа по мосту горящих фар, неумолчный рёв автомобильных гудков. Каир слегка напомнил ему Лос-Анджелес: может быть, этот субтропический воздух и тепло, эта суета и напряжённость сыграли свою роль вопреки всем человеческим и архитектурным различиям. Все города сливались в один. Просто Каир глубже, старше, человечней. Средневековые несправедливости и неравенства по-прежнему существовали повсюду, только на Западе их задвинули подальше от людских глаз. А здесь они оставались у всех на виду.

У него за спиной послышались два негромких удара в соединявшую комнаты дверь и окликавший его голос Джейн:

— Дэн? Я готова. Если хочешь, можем спуститься вниз.

— Прекрасно, Джейн. Как ты думаешь, эта штука отворяется?

— Да, здесь есть ключ.

Он услышал, как ключ повернулся, и Джейн вошла. Она переоделась в то коричневое с белым, «крестьянское» платье, в котором была на похоронах Энтони, и чуть подвела глаза.

— Начинаю подозревать, что мне следовало взять с собой что-нибудь понаряднее.

— Что за глупости! Это платье очаровательно. В самом деле. — Джейн с насмешливой благодарностью чуть склонила голову.

Дэн улыбнулся:

— Извини за дверь. Боюсь, это Ассад постарался продемонстрировать знание жизни.