— Там, в заливе, тюлени. Но тебе их не увидеть.

Шеридан пожал плечами, он был равнодушен к дикой природе, за которой гонялось большинство туристов.

— Тюленей можно увидеть и в зоопарке. Я собираюсь фотографировать свет и воду. — Он улыбнулся, когда мальчик подошел еще ближе. — Может быть, и тебя сфотографирую.

У Шеридана был антикварный «бентли» — британская скаковая, легендарный монстр. Машина страдала от какого-то механического заболевания. Ее надо было осторожно отвести в городок за придорожной «закусочной с претензией» и оставить там на диагностику и лечение. Камилла была не то чтобы больна, она чувствовала переутомление от путешествия, которое длилось не одну неделю. Она слегла в свою кровать в номере «4», и в результате ее стала навещать Норин. Остановившиеся по пути тяжеловесы из Америки были бы поражены таким неслыханным поведением хозяйки, но они ничего не замечали. Короткими перебежками, туда-обратно — таков был обычный маршрут Норин. Свою разговорчивость она приберегала для прекрасной чужестранки. Норин весь день курсировала в номер «4» и обратно, иногда таская на руках малышку Розин, и выражала крайнюю озабоченность птичьим аппетитом Камиллы.

— Да уж, столько есть — и воробей с голоду помрет, — вздыхала она, поглаживая чудесные светлые волосы Камиллы.

Незначительная физическая близость стала для них естественным явлением — коснуться, приобнять за плечи, ничего из ряда вон, просто по-сестрински.

— Я очень хорошо питаюсь, — возражала Камилла с легкой улыбкой. — Ты чудесно за мной ухаживаешь.

Зеркало в этой, с позволения сказать, ванной комнате демонстрировало лицо более изнуренное, чем хотелось бы видеть Камилле. Но отражение было обманчивым. Просто в ее жизни началась тяжелая полоса, она чувствовала истощение, но с каждым днем набиралась сил.

— Так, значит, можно прожить, делая фотографии? — полюбопытствовала Норин, убирая поднос с миской супа. К супу едва притронулись, что свидетельствовало о природной утонченности Камиллы.

Розин в перепачканной пижамке сидела у матери на руке.

— О да, и хорошо прожить.

— А ты?..

Камилла сказала, что не работает. Ей работа не нужна.

— Так, значит, ты вроде как… содержанка? — спросила Норин, округлив глаза. — Господи, я бы так не смогла! Я бы побоялась так жить.

Камилла была несколько уязвлена и рассмеялась в ответ:

— О нет. Нет, нет. Я хотела сказать — мы вместе работаем. Он фотографирует, я — пишу тексты, мы делаем замечательные книжки.

Никто из них не нуждался в работе. Они были финансово независимы, но говорить об этом не стоило. А то, что Шеридан как фотограф добывает средства к существованию, было правдой. Истинной правдой.

Топот и крики на лестнице. Дети в доме. «Какой-то маньяк шастает по округе». Из-за него старший мальчик лишился товарища по играм, поэтому теперь сидит дома и смотрит телевизор. Девочка тоже по какой-то причине осталась дома, а следовательно, не ушли гулять и малыши.

— Молю Бога, чтобы они не заболели, — говорит расстроенная Норин. — С ними будет столько хлопот, как в том августе, когда у меня был полный дом чумных туристов.

Камилла мурлычет какие-то извинения. Но нет! Норин и слушать не желает! Нет! Она рада, что Камилла остановилась у нее. Ухаживать за Камиллой — это такое удовольствие, как поход в кино. «Все равно как сходить в парикмахерскую, — мечтательно добавляет она, — как сидеть там и почитывать журналы…» Представление Норин о максимально роскошном безделье.

Шеридан прогуливался по дубовой роще у берега моря в компании десятилетней девочки. Не с дочкой хозяйки В&В, с другой маленькой девочкой. Деревья заросли лишайником. Мужчина показывает девочке вещи, о которых она и слыхом не слыхивала, произносит названия цветов и деревьев, которые для современной узколобой маленькой крестьянки всегда были просто «цветами» и «деревьями». Вот — гнездо древесных муравьев — коричневый от патоки холмик просеянной земли похожий на маленькую могилку. Но, присмотревшись, замечаешь, что могилка шевелится.

— А ты знаешь, — спрашивает Шеридан, — что муравьи — фермеры?

Они ложатся бок о бок на ковер из опавших листьев, высокий мужчина и маленькая девочка, и наблюдают за тем, как муравей-пастырь высасывает нектар из остроконечного брюшка одного из представителей своей паствы.

— Господи боже, — говорит маленькая девочка, — это как в научном фильме про природу.

— Слабые у них для того, чтобы поддерживать сильных, — говорит Шеридан и острой травинкой добывает капельку нектара из другого насекомого, демонстрируя, как легко их «доить».

— Господи Иисусе, — говорит маленькая девочка, напряженно наблюдая за действиями мужчины. — Если бы они были больше, это было бы похоже на фильм ужасов. — Она вздыхает, — Вы так много знаете. Это как с Интернетом разговаривать.

— А теперь можно тебя сфотографировать?

Маленькая девочка думает, не следует ли ей убежать. Но не убегает.

Камилла и Норин гуляют по берегу залива. Норин толкает перед собой громоздкую, обтянутую шотландкой двухместную коляску. Такая погода на Западном побережье Ирландии может сойти за прекрасный летний денек. На стоянке рядами выстроились машины, батальоны ветроломов. Очень мало иностранных туристов. Камилла перебирает в уме мимолетные впечатления о жизни в здешних местах, которые у нее накопились до того, как случилась эта провиденциальная остановка. Молодая женщина с лицом-лопатой толкает перед собой по дороге, по которой курсируют только трактора да туристы, коляску с младенцем, а ты задаешься вопросом: куда она направляется? Ты представляешь, как и чем она живет. Ты хочешь дотронуться до нее. И теперь Камилла внутри картинки. Она проникла в самое сердце чужого мира. Это всегда возбуждает, как бы часто это ни повторялось.

Ей уже довелось мельком увидеть мужа Норин. Кухонное чудовище сидит за столом. В одном кулаке зажата вилка, в другом — нож. Красное, ничего не выражающее, словно каменная плита, лицо. Боже, лежать под этим существом, пока оно молча нашпиговывает тебя детьми!.. Но Камилла не делится этими мыслями, она берет Норин под руку, подробно рассказывает о своих приключениях во время путешествий по всему миру. Пирамиды Гизы, рестораны Нью-Йорка. Впечатления весьма осведомленного человека.

— А ты знаешь, что в Западной Африке только на рынке в Фумбане, под земляными стенами дворца султана, можно найти голландский набивной хлопок?

— Правда? У них что, своих ткачей нет?

— Норин, то, что колонисты отправлялись в Африку и Азию для того, чтобы разворовывать тамошние природные ресурсы, — большая ложь. Они отправлялись туда завоевывать новые рынки для своих товаров. Продавать, а не покупать. То же самое и с туристами. Ты когда-нибудь задумывалась об этом? Они приезжают не затем, чтобы увидеть, они приезжают себя показать. Такое когда-нибудь приходило тебе в голову?