Остаток дня и почти всю ночь они совещались, перебирая все мыслимые возможности.

– Наш флот так мал, а враг так многочислен, что успех будет целиком зависеть от согласованности действий наших кораблей. Ночью я буду пользоваться сигнальными фонарями, а днем дымом и китайскими ракетами. Я составил перечень сигналов, которыми мы будем пользоваться; список на арабском языке для Батулы и Кумры приготовила мисс Верити.

На рассвете три маленьких корабля: «Месть», «Дух» и фелука Тасуза, воспользовавшись отливом и ветром с суши, вышли из залива, и на якоре под защитой пушек форта остался только «Арктур».

Бешвайо переместил свой крааль на пятьдесят миль ниже по течению, но Баккат без труда привел караван прямо к нему, потому что от крааля во все стороны расходились следы людей и скота, а сам король Бешвайо, как паук, сидел в центре этой паутины. Волнистые равнины, поросшие сочной травой, по которым проезжали фургоны, пестрели многочисленными стадами.

Их охраняли отряды королевских воинов. Многие вместе с Джимом сражались против амахинов. Все знали, что Бешвайо сделал Джима своим кровным братом, и потому приветствовали его с воодушевлением. От каждого отряда отделялись по пятьдесят человек и присоединялись к сопровождению каравана, движущегося к королевскому краалю. Лучшие бегуны отправились вперед известить короля.

Поэтому, когда фургоны перевалили через последний хребет и их обитатели увидели долину, в которой расположился крааль короля, Джима сопровождало больше пятисот человек. Крааль представлял собой огромный круг, разделенный внутренними кольцами, как мишень лучника. Джим решил, что даже Драмфайру понадобится не менее получаса, чтобы обежать весь этот поселок.

Крааль окружала высокая ограда, а в его центре располагался большой загон, который мог вместить все королевские стада. Бешвайо любил жить рядом со своим скотом; к тому же он объяснил Джиму, что внутренний загон служит еще и ловушкой для насекомых. Мухи откладывают яйца в свежий навоз, но животные топчут этот навоз, и потому личинки погибают.

Внешние кольца крааля были уставлены множеством просторных хижин, в которых жили придворные. Телохранители короля располагались в хижинах меньшего размера. Хижины многочисленных королевских жен были окружены дополнительной колючей изгородью. На отдельной площадке стояли пятьдесят сложных сооружений индун, советников Бешвайо, его военачальников и членов их семей.

Все эти хижины казались карлицами по сравнению с королевским дворцом. Назвать его хижиной язык не поворачивался. Дворец был высотой с английскую сельскую церковь, и казалось невероятным, что такую постройку могли возвести из веток и тростника так, что она не завалилась. Каждая отдельная тростинка была специально подобрана мастерами-строителями. По форме дворец представлял собой правильное полушарие.

– Похоже на яйцо птицы Рух! – воскликнула Луиза. – Посмотрите, как оно блестит на солнце.

– А что такое Рух, мама? – спросил Джордж из-за спины отца. – Разве это не то же самое, что плюх?

Такую форму вопросов в виде отрицания он усвоил у деда и придерживался ее, несмотря на все запреты.

– Рух – это огромная знаменитая птица, – ответила Луиза.

– А можно мне такую?

– Спроси отца.

Луиза ласково улыбнулась Джиму.

Джим состроил строгую мину.

– Спасибо, Ежик. Теперь мне не знать покоя целый месяц.

Чтобы отвлечь Джорджа, он коснулся пятками Драмфайра, и они вскачь пустились с последнего холма. Сопровождающие воины запели гимн, прославляя короля. Их глубокие низкие голоса звучали мелодично, поражая своим величием.

Длинная колонна людей, лошадей и фургонов двинулась по золотой траве. Воины держали строгое равнение. Их головные уборы дружно раскачивались; у каждого отряда был собственный тотем: цапля, стервятник, орел, сова, и они носили перья своего клана. На предплечьях почетный знак – коровьи хвосты, которыми Бешвайо награждал воина, убившего в битве врага. У воинов каждого отряда одинаковые щиты: черные, красные, пятнистые; были и отряды с чисто белыми щитами. Приближаясь к краалю по просторной площади, воины били в щиты ассегаями. В конце площади на резном стуле черного дерева восседала внушительная фигура Бешвайо. Король, совершенно голый, демонстрировал всему миру размер своего мужского достоинства, который значительно превосходил тот же орган подданных. Кожа короля, смазанная жиром, блестела на солнце, как маяк. За ним стояли командиры отрядов, индуны с кольцами волос на бритых головах – свидетельствами их власти, – колдуны и жены короля.

Джим натянул поводья и выстрелил в воздух. Бешвайо нравился такой салют, и он громогласно захохотал.

– Я тебя вижу, Сомойя, брат мой! – крикнул он, и его голос преодолел триста ярдов площади.

– Я тебя вижу, большой черный бык! – крикнул в ответ Джим и пустил Драмфайра галопом. Луиза поскакала рядом. Бешвайо радостно захлопал, глядя на бег лошадей. Джордж за спиной отца брыкался и пытался вырваться на свободу.

– Беши! – кричал он. – Мой Беши!

– Лучше отпусти его, – крикнула Луиза, – пока он не поранился.

Джим резко осадил жеребца, так что тот присел на задних ногах, одной рукой достал из петли ребенка и, наклонившись в седле, опустил его на землю. Джордж понесся к Большому Черному Быку Земли и Черной Туче Неба.

Король Бешвайо встретил его на полпути, подхватил и бросил высоко в воздух. Луиза ахнула и в ужасе закрыла глаза, но Джордж радостно засмеялся: король подхватил его, прежде чем он упал на землю, и прочно усадил на блестящее черное плечо.

Этим вечером король Бешвайо забил пятьдесят жирных быков, и все пировали и пили пенящееся пиво из больших глиняных горшков. Джим и Бешвайо смеялись, хвастали и рассказывали друг другу о своих подвигах и достижениях.

– Расскажи о Манатаси! – попросил Бешвайо Джима. – Расскажи, как ты ее убил. Как ее голова полетела в воздухе, как птица.

И он продемонстрировал это взмахом рук.

Это была любимая история Бешвайо, и Луиза слышала ее много раз, поэтому она попросила извинить ее: ей надо исполнять свои материнские обязанности. И понесла слабо протестующего Джорджа в кроватку спать.

Бешвайо слушал рассказ Джима о битве с еще большим удовольствием, чем в первый раз.

– Хотел бы я встретиться с этой могучей черной коровой, – сказал он, когда рассказ закончился, – и поместить бы ей в живот сына. Представляешь, какой получился бы воин – с такими родителями?

– Но тогда тебе пришлось бы жить с Манатаси, с этой бешеной львицей.

– Нет, Сомойя. После того как она дала бы мне сына, я заставил бы ее голову лететь еще выше, чем ты.

Он расхохотался и сунул в руки Джиму новый горшок с пивом.

Когда наконец Джим вернулся в свой фургон, Луизе пришлось помогать ему забраться через клапан. Он упал на тюфяк, и она разула его. На следующее утро потребовались две чашки крепкого кофе, прежде чем Джим с сомнением сказал, что, если она будет хорошо о нем заботиться, он переживет этот день.