именно таким он изображен на картине Карпаччо «Чудо реликвии Креста», которая сейчас находится в коллекции Галереи Академии. К середине XVI в. мост явно доживал отведенное ему природой время, и решили перестроить его в камне. Венеция объявила конкурс на проект моста; вероятно, это был самый выдающийся архитектурный конкурс всех времен, если принимать в расчет его участников: свои проекты для него предоставили Микеланджело, Сансовино, Виньола, Скамоцци и Палладио (его проект моста с пятью арками и фронтонной колоннадой сохранился до наших дней). Столкнувшись с таким богатством выбора, власти долгое время не могли принять решение и все еще колебались, когда один за другим случились два пожара во Дворце дожей, в результате чего потребовались услуги всех имеющихся квалифицированных рабочих; так что последовало еще несколько задержек со строительством. Когда власти наконец смогли вернуться к мосту, контракт на его постройку отдали не участвовавшим в конкурсе титанам, а менее известному архитектору, который отвечал за перестройку Дворца дожей; его очень кстати звали Антонио да Понте[314]. Именно он, а также его племянник Антонио Контен (архитектор еще одного излюбленного венецианского моста – моста Вздохов) вместе спроектировали и в 1588−1591 гг. построили мост Риальто таким, каким мы знаем его сегодня; на нем находится мемориальная надпись, посвященная дожу Паскуале Чиконье.

Надо признать, что как произведению искусства мосту недостает исключительности. Сейчас большинство людей испытывают к нему смутную привязанность – такую же, как к любой другой хорошо известной достопримечательности; и конечно, если бы были предложены какие-то изменения, это вызвало бы справедливое всеобщее возмущение. Так что мост каким-то образом существует и считается красивым. Сама его узнаваемость делает нас слепыми к его дефектам: к недостаточной пропорциональности, к странному впечатлению перегруженности, к грубым деталям. Лишь изредка и на короткий миг мы внезапно видим мост во всей его посредственности, и в такие моменты нельзя не почувствовать укол сожаления о том шедевре, которым могла бы обладать Венеция, если бы этим проектом позволили заняться гению.

39

Последнее отлучение

(1595 –1607)

Мы не понимаем, как можно притворяться, будто такое свободное государство, как наша республика, рожденное и Божьей милостью сохраняемое таковым на протяжении 1200 лет, не имеет права предпринимать те шаги, которые оно считает необходимыми для сохранения страны и которые никоим образом не наносят ущерба правлению других государей.

Венецианский сенат своему послу в Риме, 26 ноября 1605 г.

Примерно в двухстах метрах от моста Риальто, на восточном берегу Гранд-канала, возвышается огромное здание палаццо Гримани, по сравнению с которым соседние постройки выглядят совершенными карликами. Строительство этого дворца начал в 1556 г. Микеле Санмикели; это вовсе не самое красивое палаццо в Венеции, однако его размер и масштабы, а также великолепие его фасада эпохи Высокого Возрождения несомненно делают его одним из самых впечатляющих. Именно отсюда владельца палаццо Марино Гримани – 87-го дожа Венеции, чье правление встретит приход XVII в., – торжественно провезли в лодке к месту его коронации 26 апреля 1595 г.

Как явно следовало из его образа жизни, Марино Гримани был одним из богатейших людей Венеции. Из богачей, если они при этом были еще и щедры, всегда получались популярные в народе дожи, так что, хотя избрание Гримани феноменально затянулось (потребовалось 71 голосование в течение трех с половиной недель), народ приветствовал его с ликованием. И жители города не разочаровались: в отличие от своего предшественника новый дож во время церемониальной процессии на главной площади обрушил на них целый поток золотых монет, а его жена и сыновья одновременно бросали щедрые горсти денег из окон дворца. Затем последовали традиционные цветистые речи, одну из которых произнес некий Дионисио Ладзари – мальчик шести лет. Всем беднякам города с безграничной щедростью раздавали бесплатно хлеб и вино, так что неудивительно, что празднование продолжилось до глубокой ночи.

Но даже это расточительство не шло ни в какое сравнение с тем, сколько денег Гримани потратил два года спустя на коронацию своей жены; похоже, этот промежуток времени потребовался лишь для того, чтобы произвести все необходимые приготовления. Подобная честь была редкостью для Венеции и прежде оказывалась лишь дважды – супруге Паскуале Малипьеро в 1457 г. и жене Лоренцо Приули в 1556 г.; однако ни одна из этих церемоний не могла сравниться с тем великолепием, которое происходило 4 мая 1597 г. Вначале одетую в золото догарессу в сопровождении более двухсот знатных дам в великолепных, специально сшитых для этого случая платьях официально ввели в базилику на радостное богослужение, после чего Гримани вышла на балкон Дворца дожей, откуда наблюдала за огромной процессией с участием всех 19 гильдий города. За этим последовал роскошный пир в Зале Большого совета. Празднества продолжались три дня: пиры, процессии, танцы при свете факелов на площади и на плотах посреди Гранд-канала (это развлечение несколько подпортила скверная погода) и даже морской парад с участием кораблей из Англии, Голландии и Фландрии, по окончании которого состоялась регата. Дарилось множество дорогих подарков, догаресса раздавала особые oselle[315] со своим изображением, а в ответ получила среди прочего золотую розу от папы Климента VIII.

Однако вскоре папе суждено было выставить себя в несколько ином свете и вызвать у дожа Гримани и его подданных сильную тревогу. Кризис начался сразу после смерти Альфонсо, герцога Феррары, умершего незадолго до описываемых событий. Не имея сыновей, герцог назначил наследником кузена, дона Чезаре д’Эсте, однако папа отказался признать законность такого наследования на основании того, что дон Чезаре был рожден вне брака (хотя впоследствии и признан законным сыном). Папа требовал, чтобы герцогство перешло к церкви. Неудивительно, что новый герцог энергично оспаривал это заявление, так что папа отправил войско под командованием одного из своих более воинственных кардиналов с приказом взять Феррару силой и одновременно обратился за помощью к Венеции.

И тут возникло затруднение. Герцоги Феррары были недостаточно сильны, чтобы доставить Венеции сколько-нибудь серьезные проблемы, однако влиятельный папа, находившийся практически у ее порога и контролировавший крайне важную для нее дельту реки По, – совсем другое дело. В то же время, если Венеция последовала бы своему чутью, сохранила нейтралитет и отказала Клименту в военной помощи, он вполне мог обратить оружие против нее. В этом случае Испания, всегда ищущая возможности взять над Венецией верх, встала бы на сторону папы, а возможная война могла бы иметь еще более опасные последствия. Венеция решила ответить уклончиво,