— Я люблю тебя!

Шарлотта не приняла эти слова всерьез и не поверила им; она понимала, что и сам Джереми выкрикнул их не всерьез; но все равно услышать их было очень приятно.

К тому времени они были любовниками уже шесть месяцев — целых шесть бурных, безрассудных, пугающих месяцев. Поначалу Шарлотта пребывала в состоянии перманентного ужаса: она боялась, что может обо всем узнать Изабелла, что может узнать ее дедушка, вообще кто угодно; но Джереми был опытнейшим волокитой, большим мастером по части маскировки и сокрытия своих связей и похождений. Он постоянно напоминал ей о себе (не только для того, чтобы развеять ее страхи и опасения, но и ради собственного развлечения) странными анонимными звонками по телефону, письмами, которые доставляли специальные курьеры, всякий раз разные, причем писал он эти письма особым шифром, которым они очень скоро начали пользоваться оба; он устраивал их встречи в специально снимаемых для такого случая квартирах и в загородных гостиницах, что специализировались на подобного рода свиданиях. У него был маленький коттедж в самой дальней части Норт-Хейвена, в Хамптоне, куда они как-то уединились на целые сутки; они добирались туда вначале по шоссе в довольно потрепанном «фольксвагене-жуке», который Джереми купил специально ради этой поездки, а потом на скрипящем пароме; и все время, пока паром пересекал Сэг-Харбор, Шарлотта в самом прямом смысле тряслась от ужаса при мысли, что ее могут увидеть, узнать дед или кто-нибудь из его знакомых по Хамптону, а Джереми держал ее за руку и нашептывал ей на ухо что-то успокаивающее; оказавшись наконец в этом коттедже, они ни разу даже не вышли из него, а просто непрерывно занимались любовью с небольшими перерывами на еду, которую привезли с собой и которую с большим тщанием приготовил для них Доусон, упаковав все в корзину и в холодильную сумку, присовокупив к этому вино, шампанское «и еще кое-что для меня и для тебя, если захочешь попробовать» и снабдив все это подробнейшими, расписанными по часам инструкциями: «16.00 — откройте кларет; 17.00 — поставьте хлеб в печь подсушиться; 18.00 — посыпьте мясо зеленью, положите сверху чесночное масло и поставьте в печь на слабый нагрев; 19.00 — смешайте компоненты салата, посыпьте молодую картошку (она уже полностью готова) нарезанным зеленым луком и полейте ее сверху майонезом; достаньте из холодильной сумки мороженое, малиновый мусс и летний пудинг и поставьте все это в холодильник, чтобы они немного оттаяли; достаньте из холодильника сыр…» и так далее вплоть до: «самое позднее в 1.00 выньте из морозильника мясо омара, чтобы оно успело оттаять за ночь, а также рубленое мясо», и, наконец, самым последним пунктом стояло: «8.00 — выжмите из апельсинов сок, смешайте его с охлажденным шампанским, поставьте булочки подогреваться, рубленое мясо — в микроволновую печь, смелите кофе».

— Ты уверен, — спросила за завтраком Шарлотта, жадно поглощая рубленое мясо из большой тарелки и весело улыбаясь Джереми, — ты уверен, что он не вложил куда-нибудь инструкцию: «Семь ноль-ноль — разбудите любовницу нежными поцелуями в соски; семь пятнадцать — перенесите внимание на нижние части тела; семь тридцать — вознаградите мадам первым оргазмом»?

— Он-то мог это написать, — улыбнулся в ответ Джереми, — но мне подобные инструкции не нужны.

— Сколько он у тебя уже работает?

— Десять, нет, одиннадцать лет.

— Он просто чудо. Жаль, я не могу поблагодарить его за этот уик-энд.

— Я ему передам. И надеюсь, ты не считаешь, что благодарности заслуживает только он.

— Главным образом он, — ответила Шарлотта. — Можно мне еще булочку?

Постепенно ее страхи и опасения улетучивались Их место заняли чисто физическое удовлетворение и превосходнейшее самочувствие. А еще чувство вины. Это чувство возникло у нее, стало расти и крепнуть, едва только она смогла собраться с мыслями после того, как впервые легла с Джереми в постель там, в его рабочей квартире, в ту странную и трудную ночь, когда она была так вымотана и так потрясена тем, что сделала, — сама сознательно вошла в приготовленную для нее ловушку, повинуясь лишь собственной слабости и жадности, позволив ему не только переспать с собой, но и понять, насколько он ей нужен и какое удовлетворение ей доставляет. У нее не было никаких иллюзий в отношении их связи, она прекрасно сознавала, что они просто идеально устраивают друг друга как партнеры, и только. Он был испорченным, привыкшим потакать своим прихотям, но обаятельным человеком; он хотел ее и весьма искусно подготовил ей ловушку, открывшую ему возможность обладать ею. И не один только раз, а постоянно. Она же пользовалась им — и Шарлотта заставила себя признать этот факт, — пользовалась им для того, чтобы скрасить свое одиночество, отвлечься от своей бесполезной страсти к Гейбу, облегчить переживания, вызванные тем, что все ее отвергают; чтобы развлечься, посмеяться, повеселиться; но главным образом для того, чтобы получать физическое удовлетворение. Она сумела убедить себя, что во всем этом нет ничего плохого; лишь бы только Фред не узнал, потому что если он узнает, последствия будут такие, что при одной мысли о них Шарлотту бросало в дрожь. И в моменты отрезвления, которые случались у нее довольно часто, она ругала себя последними словами за то, что сама поставила себя в столь уязвимое положение. Если бы только, повторяла она по ночам, лежа без сна и обдумывая снова и снова сложившуюся ситуацию, если бы только она не пошла с ним в ту ночь в студию, если бы только сказала ему, что слишком устала, что ей надо быть дома! Или же сразу после ужина отправилась бы домой, а не к нему в постель; или если бы секс с ним не доставлял ей такого удовольствия и она была бы в состоянии заявить ему, что не хочет с ним больше встречаться! Но заниматься с ним сексом было приятно, очень приятно, просто потрясающе приятно, он тоже это видел, понимал, и ему их близость тоже доставляла удовольствие; к тому же он был человеком весьма обаятельным, очень быстро сумел занять в ее жизни совершенно особое место, а в результате их взаимоотношения обрели некую инерцию и развивались дальше уже как бы самостоятельно, помимо ее воли, и Шарлотта (боясь обидеть Джереми, задеть, опасаясь, как бы он не подумал, что она его просто использует) продолжала встречаться с ним — «ну хорошо, еще один раз, только один раз» — снова и снова. Это действительно была ловушка, правда, приятная, очень приятная, пугающе приятная, но все-таки ловушка, и Шарлотта одновременно и чувствовала, как эта ловушка все крепче держит ее, и все сильнее тревожилась, к чему рано или поздно это может ее привести.

Джереми был весьма умелым любовником, Шарлотта испытывала сильнейший сексуальный голод (прежде она не вполне отдавала себе в этом отчета), и такое взаимосочетание приносило обоим величайшее удовлетворение. Шарлотта была буквально потрясена теми ощущениями и эмоциями, которые умел пробуждать в ней Джереми. Сама она не обладала сколь-нибудь значительным опытом: у нее был просто здоровый сексуальный аппетит, который сперва пробудил в ней Бо Фрейзер, а потом приятно дразнили и поддерживали различные молодые люди в университете, но никто и никогда еще не удовлетворял его должным образом и в полной мере. Только Джереми начал открывать ей то, какие наслаждения способно дарить ее собственное тело, и даже самые первые успехи в этом обучении оказались весьма впечатляющими. В постели с ней он был нежен, терпелив и изобретателен; он выполнял ведущую роль, она послушно следовала за ним, и они почти сразу же обнаружили потрясающую взаимную совместимость. Шарлотта не раз удивлялась тому, какое удовольствие доставляло ей все, чем они занимались. Прежде до нее не раз доходили слухи о порочности и развращенности Джереми Фостера, и поначалу она сильно нервничала, опасаясь, что он может захотеть или даже потребовать от нее чего-то противоестественного; но проходила неделя за неделей, и она все больше укреплялась в мысли, что все это не более чем злые выдумки и идут они от предвзятости и зависти, вызываемых его колоссальным богатством, его внешне блестящим образом жизни, его обаянием, привлекательностью и легендарным успехом у женщин. До нее доходили разговоры о том, что он гомосексуалист, что он бисексуал, что он устраивает дикие оргии, что в неимоверных количествах поглощает наркотики. Наблюдая его на протяжении уже нескольких месяцев, Шарлотта не заметила ничего подобного; вот только наркотиками он действительно пользовался.