Тогда-то началась знаменитая сцена, в которой Гранде выказал всю свою ловкость, искусство и навык справляться с людьми, — словом, все то, за что ему дано было лестное прозвание старой собаки теми, которые попробовали его зубов. Если бы старый мэр города Сомюра был честолюбив, если бы притом ему помогли обстоятельства, доведя его до высших степеней государственной администрации, то, бесспорно, Гранде оказал бы много пользы отечеству, употребив для него хоть половину своей ловкости и сметливости. Впрочем, может быть, чудак был рожден дивить только свой муравейник; может быть, с умами случается то же, что и с некоторыми животными, — бесплодие в новом климате.

— Го-госпо-один п-п-резидент, вы го-ого-вори-ли, что банк-банк-ротство…

Притворное заикание старика, которому почти все верили вследствие долголетия, так же как и глухота, на которую он жаловался по временам, в сырую погоду, было так несносно в эту минуту нетерпеливым, любопытным Крюшо, что они невольно, в комическом нетерпении, ломались, гримасничали и поводили губами, как будто бы хотели проговорить фразу, завязшую на губах старика. Здесь необходимо рассказать историю заикания и глухоты Гранде.

Никто в целой провинции не выговаривал и не слышал лучше старика Гранде. Когда-то, несмотря на всю свою хитрость и лукавство, скряга был надут одним жидом. Во время торга жид подносил руку к своему уху так натурально и так ловко заикался, что Гранде из сострадания, подобно обоим Крюшо, начал сначала пошевеливать губами, потом помогать жиду, подсказывать слова, фразы и наконец начал совсем говорить вместо жида, начал сам с собой торговаться вместо жида, сам из Гранде обратился в проклятого жида. Странный бой, из которого в первый раз в жизни своей старик вышел не победителем, а побежденным! Но, потеряв барыш, Гранде расчел, что он не в убытке, что он лишь дорогонько заплатил за урок, но уроком положил воспользоваться непременно при случае.

И чудак кончил тем, что благословил жида от чистого сердца, научившись у него искусству утомлять противника, заставлять его говорить за себя, а следовательно, сбиваться с собственного плана, с собственных мыслей. Никогда еще не представлялось ему более удобного случая развернуться вполне, показать в полной силе свои таланты по части заикательного искусства и глухоты, как теперь. Во-первых, ему не хотелось ясно высказаться; во-вторых, ему самому хотелось управлять разговором; наконец, в-третьих, он желал скрыть от своих слушателей свои настоящие намерения.

— Господин де Бон-бон-бон-бонфон…

За целых три года второй раз посулил теперь Гранде президенту де Бонфона. И президент подумал, что старик, по крайней мере теперь, хочет предложить ему руку своей дочери.

— Так вы говорили, что банк-банк-банк-ротства могли бы быть уничтожены…

— Могут быть уничтожены коммерческими судами; да, это случается почти каждый день, — перебил президент, подхватив оборвавшуюся идею Гранде и думая, что совершенно угадал ее. — Слушайте!

— Слу-слу-шаю, — смиренно отвечал хитрец, смеясь внутренне, как дитя над учителем своим в школе.

— Вот положим, что человек почтенный и уважаемый, как ваш покойный братец в Париже…

— Мой брат! А? Да, да, ну!

— Вот если такой человек видит неминуемое падение своего дома…

— Па-а-адение, вы говорите па-па-дение?..

— Да, и когда банкротство неотразимо, то коммерческий суд (слушайте хорошенько), тот коммерческий суд, от которого он ближайшим образом зависит, имеет право назначить ликвидаторов. Ликвидировать еще не значит обанкротиться, понимаете? Банкрот обесславлен, а ликвидирующий остается честным человеком.

— Pa-разумеется, э-то-то лучше, если бы то-только дороже не с-с-с-стоило.

— Да, но ликвидировать можно и без коммерческого суда. Вам известно, как объявляется банкротство? — сказал президент, растирая пальцами щепотку табаку.

— Я и-и не-не знаю, — проговорил Гранде.

— Во-первых, — начал президент, — сообщением баланса в судейскую канцелярию, что делается или через самого купца, или через его уполномоченного; во-вторых, по требованиям кредиторов. Так, если сам негоциант не сообщает своего баланса и если ни один кредитор не объявляет вышесказанного негоцианта банкротом, что же может выйти из такого хода вещей?

— Ну, да, да, что же вый-выйдет?

— Тогда его семейство, его представители, наследники или даже сам негоциант, если он не умер, или друзья, у которых он спрятан, начинают за него ликвидировать и торговаться с кредиторами… Может быть, вы желаете устроить дела вашего покойного брата?

— Ах, Гранде, — закричал нотариус, — как это будет прекрасно, благородно! Вы докажете, что есть истинное благородство в нашей провинции, когда спасете свое имя от позора, потому что здесь страдает и ваше имя, Гранде!.. О, вы будете тогда, вы будете…

— Великодушным человеком! — закричал президент, перебивая своего дядю.

— Да, конечно, мой б-б-рат на-называется Гранде, так же как и я. Э-это п-правда!.. Не-не скажу-жу нет. И э-это будет поле-езно моему пле-племяннику во всех отношениях. Но мы по-посмотрим… Я не-не знаю э-этих па-парижских выжиг… Я-я в Со-сомю-ре… са-сами зна-аете! У-у меня ви-вино, лу-луга, за-занятия; я никогда к тому же не писал векселей; что такое ве-вексель? У-у меня м-много этой бу-бумаги, а сам я не-не пи-пи-сывал их ни-и-когда, да и не бу-у-ду… Во-вот и все! Я слы-слышал, что можно скупать векселя.

— Да, да, можно купить векселя на бирже, дав столько-то на сто. Поняли?

Гранде поморщился и приложил ладонь к уху; президент повторил.

— Да, да, ведь мно-ного заботы! В мо-мои лета, что я ту-тут по-нимаю! Я должен смотреть за по-полями. Что соберешь с них, так тем и заплатишь, а сбо-боры п-прежде всего. У меня теперь преза-занимательные дела во Фру-фру-фруафонде. Я, я не могу о-оставить дома для всей этой чер-чер-чертовщины, в которой я ничего не с-смыслю. А вы-вы говорите, что-о мне нужно бы-быть в Па-париже. А разве мо-можно быть в двух места-ах, ка-как пти-ти-ти-тичка?..

— А, понимаю! — закричал нотариус. — Гранде, у вас есть друзья, верные, старые друзья, они вас не выдадут.

«Да ну же, ну же, — думал старик, — решайтесь наконец!»

— Так если кто-нибудь поедет за вас в Париж, отыщет главных кредиторов вашего брата и скажет…

— По-позвольте, — прервал чудак, — что-о такое скажет? Что-то-нибудь в роде: «Господин Г-гранде та-такой-то, го-господин Г-г-ран-де сякой-то, лю-любит б-брата; хо-хо-хорошо тор-тор-тор-торгует. Не объявляйте банк-банкротства; соберитесь и на-назначьте сами от себя у-у-полномоченных и ликвидаторов. Тогда старик Г-гранде по-по-посмотрит. Ва-вам же будет вы-выгоднее, чем напу-пу-стить полиц-ц-цейских…» Не-не-не так ли?

— Именно так, — отвечал президент.

— По-потому что, видите ли, го-господин де Бо-бобо-бо-бонфон, нужно сначала по-посмотреть, а-а-а-а потом уже реш-шиться. Кто не может, так тому и нельзя. Не не ну-ужно разоряться, забираться с-сверх си-сил. Та-та-так ли?

— Разумеется, — сказал президент, — я думаю, что за известную сумму, разом выплаченную, можно очень скоро сойтись с кредиторами и выкупить бумаги. Покамест банкротство не объявлено, а вы скупили векселя, бумаги у вас