– Там впереди есть развалины. – Вид возбужденный, лицо порозовело. Он улыбнулся: – Погоди, сейчас увидишь, это просто шик.

– А ребята тут бывали?

– Пока нет. Я хотел… ну, в общем, хотел сохранить его в тайне. – Джулиан будто смутился. – Детский сад, конечно, но там такая красота, а эти сразу придут, натопчут. Устроят пьянку, навалят везде бутылок и окурков.

Мне его мотив показался вполне разумным.

– Почти дошли, – сказал он через несколько минут.

Теперь мы двигались медленнее. Джулиан уже выглядел не таким радостным, шел не то чтобы неохотно, но неуверенно. Мне подумалось, не раскаялся ли он, что решился поделиться своим секретом.

Лес впереди посветлел, перешел в ольшаник. Странно: я знала, что ольха растет возле воды, а здесь с самого начала пути не попалось ни прудика, ни ручейка. Ольха, орешник, рябина – когда мы подошли поближе, я заметила, что они расположены вдоль широкого овала, центр которого занимал небольшой холм – типичный «длинный курган»[14]. Точно гигантское яйцо, наполовину погруженное в землю, футов двадцать в длину и около восьми в высоту, заросшее папоротником и дикими цветами. Джулиан остановился в нескольких шагах, не отводя взгляда от древней насыпи.

– Вот, – произнес он еле слышно.

А потом повернулся ко мне и протянул руку. Я поразилась. Единственное, что я о нем знала, помимо того, что он блестящий музыкант, – это насчет его отвращения к телесному контакту. Мелькнула приятная мысль, что я ему приглянулась. «Ой-ой, – подумалось, – теперь не миновать разборок как с Уиллом, так и с Лесли».

Я сжала его ладонь и полезла за ним вверх по склону. И почти сразу же пожалела: курган был круче и выше, чем выглядел со стороны. С земли казалось, что он едва достает до верхушек деревьев, а самые крупные дубы и буки даже выше.

Почти сразу я начала сползать. Длинная юбка путалась в ногах. Только через две-три попытки я набрала нужную инерцию, а если бы Джулиан не тянул меня вперед, то вообще ничего не вышло бы. Дерн доставал до щиколотки, мягкий, но скользкий как стекло; в нем мелькали колокольчики и нарциссы, хотя их сезон вроде давно прошел. Приминаемая нашими ногами трава источала сладкий аромат, и повсюду носились корольки, вылетевшие из гнезд в зарослях. Целые стайки. Корольки высоко не летают, и птички с щебетом вились вокруг нас, а потом отвесно ныряли под ноги. В жизни не видела столько птиц, их там было не меньше сотни.

До гребня мы добирались добрых пять минут, я совершенно выдохлась. Наверху Джулиан сразу выпустил мою руку.

– Только погляди! – С воодушевлением он широким жестом обвел рукой горизонт. – Видно на мили вокруг!

У меня даже дыхание перехватило.

Куда ни повернись, во все стороны простирались поля, леса и зеленые холмы, тающие в облаках, кое-где шпили деревенских церквушек, а сверху – ослепительно-яркое небо цвета колокольчиков. Древняя система разделения полей просматривалась яснее, чем на картинке в школьном учебнике. На западе виднелся еще один курган, на котором стояли люди. Приглядевшись, я поняла, что это не люди, а кромлех[15] или невысокие деревца.

А еще ближе к нам миражом золотились на солнце башни Уайлдинг-холла, поднимаясь над маревом зелени.

И все же я не понимала, каким образом с той точки, где мы стояли, открывается такой вид. Курган слишком приземист. Вокруг чащоба, деревни тоже скрыты лесами. Я оглянулась в поисках деревьев вокруг холма, вытянутого кольца из ольхи, рябины и орешника.

Да вот же вот они, но теперь уже под нами. Сверху виден только полог из листьев.

Я повернулась к Джулиану:

– С ума сойти.

– Еще бы. – И он рассмеялся.

– Ты что мне в чай подсыпал?

– Абсолютно ничего. – Он направился к острому концу «яйца», присел на корточки и уставился вдаль, через леса и поля, на верхушку кургана с кромлехом. – Разве что там уже что-то было.

– Но как же так получается? – не отставала я. – Обман зрения? Иллюзия? Мираж?

Джулиан пожал плечами:

– Не знаю. Да и какая разница? Мы здесь, мы это видим – вот что главное.

Следовало насторожиться, но тогда об осторожности не думалось. Слишком красиво, чтобы испугаться. Нежно-салатного цвета бабочки размером с ноготок собирали нектар в колокольчиках, порхали вокруг бледными снежинками. Я боялась наступить на них, но они, похоже, шестым чувством ощущали приближение подошвы сапога и успевали улететь прочь, прежде чем нога касалась земли. Над нами покру-жид жаворонок и исчез в бездонной синеве. А корольки продолжали шелестеть в густой траве.

Мы оставались на холме около часа. Кажется, все время молчали. Джулиан сидел на прежнем месте, глядя вдаль. Я обошла вершину вокруг, потом по диаметру вдоль и поперек. Как бы перекрестила. Или четвертовала. Потом села в траву, пошарила вокруг в поисках ограненного камешка, куска кремня или монеты, которые народ, говорят, находит в таких старых курганах. Ничего.

Вспомнила о старом фермере, который меня подвозил, – интересно, не раскопал ли он тут древние монеты или еще что. Наверняка что-то тут было. Теперь-то я пошла бы к нему и прямо спросила, но в двадцать лет, разумеется, постеснялась. А зря: учитывая, что сейчас находят на раскопках, информация не помешала бы.

Джулиан наконец поднялся. Постоял пару минут, напевая под нос: те же два куплета, хотя слов я не разобрала. Будто просто мычал нараспев. Я тогда еще только осваивала свое ремесло, а иначе встревожилась бы не на шутку. Во всяком случае, сразу поняла бы, что у него что-то на уме и мыслями он витает очень далеко.

– Пора уходить, – сказал он и повернулся ко мне. Выглядел он… как-то по-друтому. Спокойный, но будто в предвкушении. – Надо одну песню доработать. Хочу пробежаться с Эштоном по материалу, прежде чем начнем репетировать всерьез.

И всё. Он скатился вниз по холму – руку мне уже не предложил. Пришлось крикнуть ему, чтобы подождал. Дорога вниз оказалась полегче, чем наверх. Джулиан дожидался у края зарослей; весь в нетерпении.

Я бросила последний взгляд на курган. Не выше, чем показался вначале. Старый дуб, росший рядом, почти полностью покрывал его своей кроной.

– Идем, идем, – торопил Джулиан и, не дожидаясь меня, широким шагом двинулся по тропе в чащу.

Уже вечером, собираясь принять ванну, я обнаружила крошечную салатовую бабочку, запутавшуюся в складках моей длинной юбки.

– Куда же ты залезла, – пробормотала я, отпуская ее на свободу и следя, как она, трепеща крылышками, летит внутрь дома.

Том – потрясающий продюсер, настоящий новатор. Соображает что надо. Не просто контролирует группу, но и альбом оформит – пальчики оближешь. Один из первых собрал мобильную студию. С ней уже совершенно без надобности переться в Лондон и искать стационарную точку. Студия сама к тебе прикатит на колесах. Том выпотрошил старый фургон службы доставки и начинил его аппаратурой: усилители, звукозаписывающие деки, ленточные магнитофоны, проигрыватели. По последнему слову тогдашней техники. У Ричарда Брэнсона была такая же. Он как раз купил Шиптон-Мэнор и начал устраивать там то, что потом превратилось в студию Virgin Records. Но идея-то наша, у Тома подглядел.