– Да, а еще он жутко пукал.

– И храпел ночи напролет, – ввернул Йозеф. – Сказать тебе правду? Я ничуть по нему не скучаю.

Софи подняла руку. Постепенно ей удалось взять себя в руки, и она сказала:

– Нельзя так говорить о мертвых. Память о Хенрике будет вечно жить в ваших сердцах, и… – Тут ее взгляд упал на кухонный стол. – О боже! А что это у нас здесь?

В два шага она пронеслась через комнату. Сердце пыхтело и стучало, как паровой молот. Стол был накрыт к обеду. Синие с белым тарелки ярко пестрели на фоне нарядной желтой скатерти. Однако внимание Софи привлекли не они, а блюда с едой посередине.

На одном была горка квашеной капусты с толстыми сосисками наверху. На втором – пышный грибной штрудель. Рядом – ломти золотистых шницелей. Румяные картофельные оладьи с капельками густой сметаны и яблочного соуса. Ну и конечно, черный хлеб, желтое сливочное масло в масленке и кувшин свежего молока. И яблочные клецки с заварным кремом на десерт.

Схватив картофельную оладушку, Софи умяла ее в три приема.

– Ммм! – мурлыкнула она, другой рукой обтирая жир с пальцев. Та же судьба постигла шницель – правда, пришлось сделать шесть укусов.

– Кусно! – заявила она с набитым ртом и потянулась за сосиской.

– Может, положишь еду в тарелку? И возьмешь вилку? – предложил Иоганн.

Но Софи только отмахнулась. Никогда в жизни она не ела такой вкуснятины. И теперь мела все без разбору, едва успевая жевать.

– Повар будет доволен, – заметил Юлий. – Такой комплимент его труду. Не слишком аккуратный, правда, но все же…

Софи услышала его. И вспомнила о хороших манерах. Ну, или попыталась.

– А где же повар? Я должна его поблагодарить! – воскликнула она, зажав в кулаке недоеденную сосиску.

И то сказать, она уже столько недель в Лощине, где ее так вкусно кормят, – и даже не видела того, кто готовит всю эту чудесную еду.

– Вебер? Здесь, у тебя за спиной, – сказал Иоганн, показывая на паука, стоявшего в углу, у очага, где он мешал что-то в кастрюле.

Софи посмотрела на него, шумно вдохнула и завизжала. Сильнее, чем когда увидела Тапфен. Сердце загудело, словно пожарный колокол. Она обежала стол и снова завизжала. И швырнула в Вебера сосиской, которую все еще держала в руке.

– Хватит, Софи! – одернул ее Иоганн. – Вебер совсем безвредный. Мухи не обидит!

– А вот это неправда, – буркнул Юлий. – Сегодня за завтраком он обидел не меньше дюжины.

– Тише ты! – шикнул на него Йозеф.

Вебер потер то место, где в него стукнулась сосиска. А потом моргнул всеми восемью глазами и заплакал.

Софи прижала ладони к щекам, устыдившись своего поступка.

– Что я натворила? – прошептала она. – Прости меня. Я так ужасно виновата. Пауки пугают меня. Но я вижу, что ты очень милый. Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? – Бросившись к пауку, она схватила его за две лапки. – Пожалуйста, прошу, умоляю, скажи, что ты прощаешь меня!

Вебер шмыгнул носом и нерешительно кивнул. Софи радостно захлопала в ладоши, а потом крепко обняла паука и повисла на нем. Вебер, задрав четыре лапки, беспомощно смотрел на братьев.

Юлий подтянул к Софи стул, взобрался на него и мягко оторвал от повара ее руки, одну за другой.

Софи попятилась, прижала ко лбу ладонь и сконфуженно посмотрела на братьев:

– Я… я не знаю, что со мной стало. Обычно я… лучше владею собой.

Подошел Иоганн и вынул из кармана стетоскоп. Он был сделан из куска охотничьего рога и гибкой медной трубки.

– Вы позволите? – церемонно обратился он к принцессе.

Софи кивнула и села. Ее вдруг охватила усталость. Иоганн нагнулся к ней, приложил стетоскоп к груди и стал слушать. Затем нахмурился, кивнул, выпрямился.

– Ну? – не выдержал Юлий; в его голосе слышалась тревога.

– Оно тикает… в смысле бьется, очень даже красиво, – начал Иоганн, но его взгляд, устремленный на Юлия, был полон тревоги.

Софи, чьи глаза были закрыты, ничего не заметила.

– И?.. – сказал Юлий.

– Прекрасно держит ритм, – продолжил Иоганн. – Все части двигаются плавно. Ничто не шипит, не капает – одним словом, никаких следов утечки. Регуляторы управления кровяным потоком и сокращениями сердечной мышцы, кажется, работают превосходно…

– Но… – подсказал Юлий.

Иоганн нерешительно пожал плечами:

– Но мне кажется, что я… гмм… забыл про регулятор эмоций.

Страх пополз по хребту Софи. Своевольное сердце – худшее, что с ней могло случиться. Один раз такое чуть не угробило ее.

– Что за регулятор, Иоганн? – переспросила она. – Зачем он нужен?

– Он следит за равновесием и беспрепятственным скольжением. Взять мельницу – там течет вода. А в сердце точно так же текут эмоции. Только твои, кажется, немножко не в порядке.

– И что мне теперь делать? – спросила Софи, обдумав слова Иоганна. – Я веду себя как ненормальная. Говорю первое, что придет на ум. Плачу. Хохочу. Кидаюсь сосисками. Так больше не может продолжаться. Это же… утомительно.

Вообще-то, она имела в виду «опасно». Она и раньше позволяла сердцу руководить своими поступками, и вот какой гнев мачехи это вызвало. Из-за нее и ее сердца пострадали ни в чем не повинные собаки и мальчик. Даже Хаакон любит ее, но считает чересчур доброй, чересчур мягкой и невыдержанной. Он просил ее отдать ему свое сердце и обещал его сохранить. Что бы он сказал, если бы увидел ее сейчас, захлестнутую эмоциями? Вдруг он раздумал бы жениться на ней? Разлюбил бы?

Софи протянула Иоганну руку.

– Скажи, что мне делать, – взмолилась она. – Научи меня владеть своим сердцем.

Иоганн задумчиво нахмурился, потом сказал:

– Может быть, свежий воздух тебе поможет. Надо пройтись. Тогда и сердце успокоится. Ты ведь уже месяц не выходишь из дому.

– А что, мысль здравая, – ввернул Юлий.

Софи согласилась, и Йозеф тут же предложил ей прогуляться в сад за клубникой. Он снял с полки большую миску, и они вместе вышли из дому. Едва дверь за ними закрылась, как шестеро братьев сели обедать.

Но и на свежем воздухе дела пошли не лучше. Стоило Софи перешагнуть порог, как она громко ахнула: какие нарядные ярко-красные ставенки у лесного дома, какие горшочки с цветами на подоконниках! И только огорченное лицо Йозефа помогло ей притушить свой восторг.

– Хватит, – сказала она себе, сжав виски ладонями. – Прекрати.

Йозеф повел ее по выложенной камнем дорожке, которая шла от самого порога. Сначала Софи ступала по ней торжественно, как подобает особе королевской крови, но уже через несколько секунд, позабыв обо всем, скакала на одной ножке, а ее сердце радостно стучало. Сунув лицо в благоуханный розовый куст, она оцарапала щеки. Сорвала маргаритку и сунула себе за ухо. Погладила слизняка. И все это прежде, чем они успели добраться до сада.