— Тогда я — пас. Эти чудо-звезды выматывают до предела, — признался Стас. — Нет, Дарина-то еще ничего. Она хоть симпатичная и фигура шикарная, как говорится — все при ней. Но пить ей противопоказано. Раскисает в момент, и уже никакой красоты не остается.

— Стас, хватит время попусту тратить. Мне ехать пора, — прервал друга Лев. — Езжай домой. Завтра ты мне понадобишься.

— Аллочка на мне, я помню, — проговорил Крячко.

К патологоанатому Гуров все же успел. Застал его в комнате отдыха, поглощающим бутерброды с колбасой и малосольными огурцами.

— Привет, Филиппыч, чем порадуешь? — с порога задал он вопрос.

— С места в карьер? Даже дожевать не дашь? — то ли пошутил, то ли на полном серьезе спросил патологоанатом.

— Потом дожуешь, к тому же и аппетит нагуляешь, — отшутился Гуров.

— Ладно, пошли, торопыга. — Филиппыч встал и заковылял к холодильным камерам. — Идем со мной, показать кое-что хочу.

Дело свое Филиппыч любил, даже гордился. «Скольких подлецов с моей помощью за решетку отправили, — любил приговаривать он. — Я, почитай, побольше прокурора людей пересажал». И это было правдой. Работал Филиппыч на совесть, замечал такие вещи, на которые другие спецы и внимания бы не обратили. За это его ценили и опера, и следаки, и даже судьи.

Вот и сейчас Филиппыч не сухой отчет собирался дать, а устроить показ по всем правилам, чтобы вопросов у полковника не осталось. Полностью выдвинул труп из морозильной камеры, откинул материал и заставил Гурова вглядеться в раны.

— Смотри внимательно, — наставлял он. — Сперва на руки, затем на ноги.

— Может, сразу скажешь, что я должен увидеть? — попросил Лев.

— Нет, смотри внимательно и сам увидишь. Так будет нагляднее, — повторил Филиппыч.

Гуров смотрел минуты три, пока не понял, о чем пойдет речь.

— Вижу, Филиппыч. Характер ран на руках и ногах. Я на верном пути?

— Правильно, молодец. Значит, легче будет объяснить, — похвалил Филиппыч. — Смотри, что получается. У погибшего множественные раны по всему телу. С уверенностью могу сказать, что били бейсбольными битами и режущим оружием, чем-то вроде тесаков, которыми домохозяйки мясо на кухне рубят. С той же уверенностью и почти со стопроцентной точностью скажу, что нападавших было не меньше шести.

— Почему не меньше? — уточнил Гуров.

— Могли не все бить, — пояснил Филиппыч. — Скорее всего, для такой работы нужен организатор. Человек, который контролирует ситуацию. Странно звучит, но это так.

— А вот этот пункт требует объяснений.

— Погоди пока, с контролером после разберемся. Сперва охарактеризую вот это… — Филиппыч обвел рукой тело. — Как ты сам смог заметить, характер ран на руках и ногах отличается. Чем? На руках раны исключительно от тесаков, на ногах — от бит. В первом случае раны рваные и резаные, во втором — гематомы и переломы костей. Как нападавшим удалось так четко разграничить направленность ударов?

— Возможно, сначала били битами, а затем, когда упал, добивали тесаками, — предположил Лев.

— Неверное предположение, — Филиппыч покачал головой. — Дело в том, что убитый вообще не падал. До того момента, пока его не выбросили из окна, разумеется.

— Не понял, это как? — Удивление Гурова было неподдельным. — Хочешь сказать, Кадацкий настолько крепкий парень, что его не свалили полсотни ударов битами и тесаками?

— Восемьдесят шесть битой и более сорока тесаком, — поправил Филиппыч. — Впечатляющие цифры, верно? Но насчет крепости ты не прав, парень умер практически сразу. Скорее всего, от страха. Сердце не выдержало и трех ударов. Я бы сказал, первый удар по голове вырубил уже практически мертвое тело. Процесс остановки сердца в результате инфаркта запустил именно этот удар, но до полной остановки оно дошло, когда парень был уже без сознания. И все же он не падал. Есть предположения почему?

— Специально держали?

— Именно. Зачем? Не спрашивай, на этот вопрос ответа у меня нет. Но держали однозначно. И били одновременно по рукам и по ногам. Трое орудовали битами, и их целью были ноги. Еще минимум трое работали тесаками, здесь целью были руки и торс. Каждый удар битой — перелом. Каждый удар тесаком — до кости. Когда количество ударов дошло примерно до двадцати, из тела начали выпадать куски. Их упаковали в отдельный контейнер, ты об этом знал?

— Жуть! Просто немыслимо, кому понадобилось так изгаляться? — не сдержался Лев. — Ведь ясно же было, что он уже мертв.

— Ты у нас спец по части мотивов, вот ты и думай, — усмехнулся Филиппыч. — Скажу откровенно, такой жестокости я давно не видел.

— Если навскидку, тут два варианта, — начал размышлять вслух Гуров. — Либо в раж вошли, остановиться вовремя не сумели. Либо такова была их цель, и тогда это больше похоже на ритуальное убийство.

— И снова не соглашусь. В ритуальном убийстве больше эстетики, если так позволительно сказать про убийство. Четкие границы — да, но конечная картина — ни в коем случае.

— Еще что-то есть для меня? — Гурова уже подташнивало от подробностей кровавой бойни, совершенной над одним человеком.

— Практически ничего. Перед смертью парень как следует подкрепился, причем не в дешевой забегаловке, а в приличном ресторане. Вывод: опасности он не ожидал, иначе кусок в горло не полез бы. Еще на шее, ближе к затылочной части, след от помады. Кто-то, питающий к парню особо нежные чувства, имел с ним интимный контакт в день смерти.

— Непосредственно перед убийством?

— Нет, в течение дня. Он успел сменить нижнее белье, а вот помыться полностью возможности не было, — пояснил Филиппыч. — Может, спешил на встречу, или воду отключили, и он ограничился полумерой. Теперь все. Официальный отчет жди через три дня, писанины тут много. Возникнут вопросы — звони в любое время. Это дело меня заинтриговало.

— Ты не сказал насчет координатора, — напомнил Гуров.

— Здесь все очень просто. Такой силы и жестокости побои совершают люди, для которых убийство является чем-то вроде десерта. Поэтому им и нужен человек, который вовремя отодвинет тарелку с тортом на край стола, пока у лакомки пузо не лопнуло. Я ясно выразился?

— Достаточно ясно.

— Ну, тогда бывай, полковник.

Филиппыч задвинул каталку с трупом обратно в камеру, проводил Гурова до выхода и вернулся в комнату отдыха к своим бутербродам.

А Гурову прибавилась еще одна головная боль. Кому понадобилось совершать такое изощренное убийство? Намеренно ли это сделано, случайно ли? С чем он имеет дело: с четким планом, отступать от которого не велено даже по причине нецелесообразности, или со спонтанным избиением «до последнего удара»? Ответы на эти вопросы лежали за гранью понимания. Пока за гранью.

После посещения морга ехать обратно в Управление не хотелось, нужно было переварить увиденное и услышанное, чтобы иметь возможность двигаться дальше. Срочных дел на этот день больше не было, важной информации не предвиделось, а рабочий день давно закончился, поэтому Лев поехал прямиком домой.