Людмилы Анатольевны Муравьевой, один пастелью, написанный на Рождество 1893-1894 года, другой написанный маслом в апреле 1894 года.

Примерно в это же время в Москве, по инициативе Елены Дмитриевны Поленовой, возникла мысль устроить народную выставку картин с общедоступными и удобопонятными историческими и религиозными сюжетами. Елена Дмитриевна Поленова сумела так всех воодушевить, что лучше художники принялись за сочинение намеченных по программе композиций. Среди них был и Серов, написавший эскиз «Слуга Авраама и Ревекка». Конечно, никакой «истории» в этом эскизе нет, зато ясно выразилась старая страсть к животным, потому что вся композиция построена на силуэтах верблюдов.

Тогда же Серову пришлось еще раз попытать свои силы в исторической композиции. Ему было предложено сделать эскиз на сюжет Куликовской битвы, для панно, предназначавшегося для одной из стен большого зала Исторического музея в Москве. Эскиз вышел очень интересным, особенно тот вариант, который поменьше. В противоположность всем заказным, официальным «битвам», весь смысл которых, как известно, сводится к ожесточенно дерущимся воинам, с эффектными взмахами мечей, сверканию копий и взлету коней – Серов взял не момент самой битвы, а ее завершение. Страшный кровавый день закончился, необозримое поле усеяно павшими, и только небольшая группа всадников разъезжает по нему, отыскивая между убитыми великого князя. В этом эскизе превосходно показана великая усталость, сказавшаяся после битвы на заре: кони еле плетутся по полю и тянутся мордами к трупам, Доспехи позолочены отблеском зари, дающим всей картине какой-то фантастический налет.

Однако, дальше эскизов дело не пошло, так как специальная комиссия не одобрила идеи Серова. Как известно, заказ этот получил позже Сергей Коровин, но и он ограничился одними эскизами.

В середине лета 1894 года Серов, поехал с Константином Коровиным на север, – в Архангельск и на Мурман, откуда друзья привезли множество этюдов. Работая все время рядом, они до такой степени начали одинаково думать, чувствовать и видеть, что, разглядывая все эти этюды, – не легко было отгадать кому из них принадлежал тот или другой. Казалось, что в этом столкновении двух различных художественных темпераментов ни один не взял верх. Серов не раз признавался мне, что никто из его сверстников не производил на него столь обаятельного и гипнотизирующего впечатления, как именно Коровин. Он любил его особенно нежно, любил и ценил его исключительное живописное дарование, которое сверкало особенно ярко среди тогдашней неприглядной и грубой живописи. Но надо заметить, что северные этюды Серова совсем не демонстрируют каких-либо безусловно новых художественных приемов, которые нам не были бы известны по его прежним работам. Такие широко написанные этюды, размашистая, свободная живопись, смело брошенные на холст краски – все это можно найти в его Абрамцевских пейзажных этюдах. В них нет лишь одного, – той намеренной серости, того культа серебряных гамм и того смакования «вкусного мазка», которые появляются впервые в серии северных этюдов. Это несомненно идет от Коровина, первого русского «гурмана живописи», вынесшего свои приемы из Парижа, и заразившего ими вскоре всех своих московских друзей. Безграничное живописное дарование Коровина захлестнуло Серова своей заманчивой широтой и одурманивающей свободой, заставило забыть Чистяковские заветы о чистом цвете, о ясности и чеканке живописи. Отныне у него все чаще появляются серебристо-серые, а то и просто серые, уже без всякого серебра краски, и все реже встречается живопись по-прежнему ясная и по-старому звучная. Лучший из северных Серовских этюдов, – «Олень», – очень красив и совсем не беден по краскам. Он очень славился на выставке Мюнхенского Сецессиона, где был в свое время приобретен баварским принцем-регентом.

Перелом, совершившийся в искусстве Серова на севере, обозначился не сразу, в течение некоторого времени в его работах чередуются то серая, то все еще довольно красочна живопись. Но таких звучных по краскам вещей, как портрет В.С. Мамонтовой или «Девушка, освещенная солнцем», Серов уже больше не писал, и даже такие вещи, как портрет Таманьо или Коровина стали редки.

В последние годы жизни он признавался мне, что его гнетет мысль об утраченной им тайне красочной живописи, и он сознательно начал стремиться к тому, чтобы сбросить с себя «серость». Но об этом – впереди.

К числу ярких работ 1894-1895 г. относятся портреты Марии Васильевны Олив, урожденной Якунчиковой, и гр. Варвары Васильевны Мусиной-Пушкиной. Первый выдержан в чудесной густой гамме полутени и очень играет цветами, второй веселит синим узором обоев и живыми красками лица. Зато портрет гр. Василия Васильевича Капнист, написанный одновременно с последним, очень сер.

Лето 1895 г. Серов провел опять в Домотканове, где написал портрет жены и еще один портрет своей двоюродной сестры Марии Яковлевны Симонович, тогда уже Львовой, с которой когда-то тут же, в Домотканове, была и написана «Девушка, освещенная солнцем». Первый, несмотря на солнечное освещение, тускл и сер, особенно в зелени, второй же наоборот, цветист и ярок. Написанная осенью того же года прямо с натуры картина «Октябрь» очень благородна по гамме, хотя сдержанна по краскам [В 1896 году Серов написал еще портрет гр. Е.В. Мусиной-Пушкиной, не очень удачный как по композиции, так и по краскам, белесоватым и скучным].

Летом 1896 г. состоялась коронация Императора Николая II, и Серов, получивший заказ написать для официального коронационного альбома момент миропомазания, был допущен в Успенский собор во время самого торжества. Здесь он написал этюд и сделал множество набросков в альбом, послуживших ему затем материалом для картины. Эта картина, написанная им в течение ближайшей зимы, должна быть признана одним из самых замечательных произведений Серова, в котором он является достойным соперником Менцеля. Здесь нет той торжественности композиции, какую мы видим у Менцеля в его короновании Вильгельма I, но жизненность Серовской картины вне всякого сравнения выше той. Это вообще одна из самых жизненных вещей во всей современной живописи, и наименее официальная из всех официальных картин на свете. Это собственно и не картина, а только эскиз к ней: картину он писал акварелью год спустя, зимой 1897-1898 года, и в коронационном альбоме была воспроизведена именно она. Акварель бесконечно ниже масляного эскиза, являющегося одной из самых драгоценных жемчужин всего Остроуховского собрания. Несмотря на эскизность и незаконченность лиц, все они гораздо выразительное, чем на акварели, очень засушенной, замученной и явно наскучившей автору. Здесь же действительно портреты, яркие и четко характеризованные, иногда двумя-тремя мазками, поворотом плеч, верно подмеченным жестом, наклоном головы. Поистине, изумительно мастерство, с которым передана эта насыщенная светом атмосфера, блеск золота и игра красок.

После коронации Серов все лето 1896 года провел в Домотканове, где делал рисунки к басням Крылова и писал этюды. В числе последних был один, который он очень ценил за простоту и