Пламя свечи дрогнуло, и, словно по какому-то магическому знаку, он оросил ее лоно своим семенем, и затих, хотя его руки продолжали ласкать ее грудь. В отчаянии, в полубреду он шептал ее имя:

– Арабелла…

Они лежали неподвижно, и в первый раз она не испытывала потребности ни в том, чтобы ощущать его движения, ни в том, чтобы двигаться самой. Он сдвинул ей ноги так, что оказался сверху. Она чувствовала, что он никогда не оставит ее и будет пребывать в ней вечно. Этого слияния она жаждала так сильно, что перед ним отступал страх умереть в его объятиях. Она оказалась в плену своей собственной страсти. Теперь ничто не могло разлучить их.

В кибитке было абсолютно темно, и эта темнота сделала связь между ними нерушимой. Она ощущала, как в ней пульсирует его фаллос, а руки нежно скользят по ее телу. Роберт слегка приподнялся и начал двигаться, а потом с такой силой сжал ей соски, что она вскрикнула от боли. Вскоре боль прошла, уступив место блаженству.

Очень медленно Роберт встал на колени и, положив ее ноги себе на плечи, с такой силой вошел в нее, что она вскрикнула от боли.

Ощущения нисколько не притупились за эти часы, наслаждение оставалось все таким же вожделенным. Это казалось магическим, порочным чудом, потому что Арабелла уже не могла представить себя без него. И в ту же минуту он поспешно оставил ее, отчего эта потеря показалась ей граничащей со смертью. Он проник в нее рукой, а другой стал ласкать ей грудь, губами приникнув к ее рту.

– Вернись, – прошептала она, обняв его за шею. – Ты ведь все еще хочешь меня, Роберт. Умоляю, не оставляй меня.

К сожалению, он не внял ее мольбам. Поцеловав ее на прощание, он поднялся и подошел к окну. Сквозь занавеску пробивалась полоска тусклого дневного света.

– Неужели это конец? Неужели ты так вот меня оставишь?

Роберт плотнее задернул занавеску и зажег свечу. Он улыбался, но выглядел уставшим. Арабелла также изнемогала от усталости. Она наблюдала за тем, как он одевается, пряча в широких штанах орудие любви.

– Так вот и оставлю, – кивнул он. – К полудню дождь кончится. Мне нужно взглянуть на лошадей, разведать дороги. – Он подошел к ней и, склонившись, нежно погладил ее по щеке. – Спи. Я скоро вернусь.

Едва он накрыл ее простыней, она погрузилась в сон и проснулась от ужасной мысли, что все еще одна – и не только в кибитке, в амбаре, но в целом мире.

Она думала, что еще долго не сможет пошевелиться, однако, к своему огромному изумлению, смогла не только сесть на кровати, но и потянуться, размять уставшие мышцы.

На столе стояла еда – жареный каплун, деревенский сыр и свежеиспеченный ржаной хлеб. Она завернулась в шаль и жадно набросилась на еду.

Пифиаса в стойле не было, Дамон беспокойно фыркал, тряся головой, а Калиф бегал по амбару кругами, что-то вынюхивая.

Она подошла к зеркалу, ожидая увидеть в нем свое изменившееся, постаревшее отражение. Однако на нее глянула все та же Арабелла, но в то же время немного другая – той, которая была прежде, уже нет.

Она не спеша, вымылась, вытерлась насухо полотенцем и оделась – обмотала зеленый шарф вокруг бедер, надела красный шелковый марокканский жилет и, любуясь изумрудом на груди, заметила темные синяки, оставленные пальцами Роберта.

Дверь распахнулась, и она стремительно обернулась, внутренне дрожа, опасаясь, что столкнется лицом к лицу с незнакомым Робертом, намерения которого ей не известны, а возможно, и опасны. Она спрашивала себя, готова ли к очередной близости с ним, может ли снова принять в себя его прекрасный пульсирующий жезл.

Он улыбнулся ей широко и открыто, как будто они сию секунду вернулись после утренней верховой прогулки. Он не поинтересовался, как она спала, как себя чувствует, не устала ли.

– Ливень кончился, только слегка моросит. Сегодня ближе к вечеру я снова попытаюсь разведать дороги. Пока они так размыты, что невозможно проехать.

Он снял насквозь промокший плащ, сбросил башмаки, на которые налипли комья глины, стянул мокрую рубашку и штаны. Арабелла с облегчением заметила, что его плоть не возбуждена. Он влез в лохань и стал стоя тереть себя мочалкой.

– Отправимся дальше при первой возможности. Мы и так слишком долго проторчали здесь.

– Как долго? – спросила она и подошла ближе, повинуясь странному импульсу. Она держала себя в руках, просто хотела рассмотреть его получше. – Ты знаешь?

Он улыбнулся в ответ так непринужденно, словно не было этих часов – сколько, сколько их минуло? – которые они провели в порочном кругу своей страсти. Он разорвал его своевольно, тогда, когда захотел, и, казалось, не испытывал сожаления.

– Мы тут уже тридцать часов. Хозяин начал подозревать неладное, тем более что ему пришлось отказать еще двум путникам, которые искали убежища от непогоды.

Роберт вылез из лохани и быстро вытерся, затем натянул чистую рубашку. Велико же было его изумление, когда Арабелла подошла к нему вплотную и взяла в руку его фаллос. Она подивилась самой себе, потому что ее мысли в этот миг витали где-то далеко.

– Завтра мы уже будем в пути? – осведомилась она.

Они вопросительно переглянулись, и Арабелла почувствовала, как по телу пробегают теплые волны. А ведь еще несколько минут назад она помыслить не могла о новом вторжении! Его мужская плоть восстала.

Роберт сел на табурет возле стола, и она медленно опустилась ему на колени, вновь пораженная радостным ощущением наполненности, пронзившим ее тело.

– Когда ты изольешься? – спросила она и стала поглаживать его нежнее и в то же время быстрее. Она сгорала от нетерпения в преддверии соития.

Он взял ее за талию, приподнял и с силой насадил на себя.

– Ты этого хочешь?

– Ты снова можешь?

– Да. Но недолго.

– Я думала, что больше никогда не захочу тебя. – Она тряхнула головой и закрыла глаза. – А теперь… Я не могу вспомнить, что случилось между нами прошлой ночью.

– Ты получишь то, что хочешь. Как только будет достаточно… впрочем, мы можем наслаждаться друг другом бесконечно… когда захочешь…

– Когда ты захочешь?

– А разве мы не испытываем желание в одно и то же время? – рассмеялся он.

– Тогда почему надо снова отправляться в путь? Мы могли бы провести еще одну ночь здесь…

– Если жизнь нам дорога, следует убраться подальше от владений твоего отца. И Гуиза.

Он нажал ей на плечи и вошел в нее так глубоко, что у нее перехватило дыхание. Она тихо застонала и запрокинула голову. Он не выпускал ее плечи и осторожно проникал все глубже.

– Выйти из тебя? – спросил он вкрадчиво через некоторое время. – Тебе так больно, что ты не получаешь удовольствия?