– Спасибо, – ответил Иван Евгеньевич. – Сколько мы за него должны?

– Ну что вы, – смутилась светловолосая. – Мы же просто так, от чистого сердца.

Тут на пороге появилась Таня:

– Идемте чай пить!

– Прошу вас, барышни, к нашему столу! – галантно предложил Иван Евгеньевич.

– Нет-нет, мы не можем! Мы ненадолго отлучились, пока родители на собрании, и должны успеть вернуться вовремя, – забеспокоилась старшая.

– Да ладно тебе! – отмахнулась рыжая. – Они еще часа два там торчать будут, не меньше. Успеется!

Степа шагнул к светловолосой и сказал, глядя ей в глаза:

– Пожалуйста! Мы ведь тоже – от чистого сердца…

И она согласилась. Спустя несколько минут вся компания пила душистый чай с оладьями, а Леша, как всегда, первым расправившийся с завтраком, принялся травить анекдоты. Светловолосая гостья смущенно улыбалась, рыжая хохотала вместе со всеми.

– Да, мы же так и не познакомились! – заявила Фишка, отодвигая пустую чашку. – Меня зовут Натка, а чаще Фишка, это мой брат Боря.

– Я Машка, а эту кисейную барышню зовут Анюта, – охотно отозвалась рыжая.

Остальные тоже представились, и Иван Евгеньевич спросил:

– Вы, как я понимаю, родные сестры?

– Угу. Просто Анюта с родителями уже лет десять в общине живут, когда они переехали, ей было шесть или семь. А я у бабушки жила, она им меня не отдавала. Но полтора года назад бабушка умерла, и родители забрали меня в общину. – Маша улыбнулась, но было видно, что ей совсем не весело.

– И вы никогда свою деревню не покидаете? – удивилась Марина.

– Почти. Иногда со всеми к реке ходим. Они там какие-то идиотские обряды совершают, а мы просто так стоим, толпу создаем. Это там, где недавно река сменила русло, а на ее бывшем дне год назад раскопали потом какой-то алтарь, как они его называют…

– Но как вы нас нашли? – спросил Степа.

– Да вы же на стене написали: «Здесь был Боря Псих», – ответила Анюта. – Это ведь вы написали, да?

– Это он, – с видом ябеды указала Фишка на брата. Профессор строго посмотрел на Борю, а тот покраснел и опустил глаза.

– И что? – пожал плечами Степа. – Ведь не адрес же он оставил!

– Нет. Но мы случайно пару дней назад услышали, как Митяйкин говорил учителю Дормидонту, что у реки в доме Сычевых поселились какие-то психи и что-то раскапывают. И когда после вашего ухода обнаружилась эта надпись…

– То вы сразу поняли, что мы и есть эти психи. Молодцы! – завершила Фишка. Все засмеялись.

– Вот классический пример логики блонди… э-э, женской логики! – резюмировал Леша.

– Логика заключалась в том, что прийти к нам в поисках молока могли только…

– Психи! – вставил до сих пор молчавший Саша.

– … только приезжие. Ведь в деревнях у всех свои коровы есть, зачем куда-то идти? – продолжила Анютка.

– И при чем тогда надпись?

– Да так, натолкнула на мысли.

Все снова засмеялись, а потом Маша сказала:

– Ну что ж, теперь нам уже в самом деле пора, нужно успеть до окончания собрания.

Фишка воскликнула:

– Вы что же, так всю жизнь и ходите по струночке? Платки эти носите в такую жару… Сам он псих, этот ваш Дори… Дури…

– Дуремар! – не удержался от подсказки Леша.

Машка прыснула, а Анюта поправила:

– Дормидонт.

– Постойте, – сказал вдруг Боря. – Это не он такой высокий, крупный, с темной бородой?

– Да, именно так он и выглядит, – ответила Машка. – Дуремар! Хи-хи-хи!

– Если он действительно так выглядит, то это уже скорее Карабас-Барабас, – резюмировал Саша. – Дуремар должен быть мелкий, вертлявый…

– И в желтом пеньюаре, – довершил Боря.

– Постой, Боря, а где ты его видел? – спросил Степа. – Мы хоть и заходили в деревню, но никакого Дурема… это… Дормидонта там не видели.

– Нет, я его видел не в деревне, а… – Горло Бори снова сдавил знакомый спазм. Он закашлялся, с трудом глотая воздух. Наконец мальчик отдышался и только теперь уловил внимательный взгляд профессора. Но Иван Евгеньевич лишь понимающе кивнул и ничего не сказал.

Марина отдала Маше пустой вымытый бидон, и сестры направились к выходу.

– Хорошо здесь у вас, весело, – сказала Анюта Степе, вызвавшемуся их проводить. – У нас совсем не так.

– У нас – полнейший отстой, гнилое болото с заплесневелыми домостроевскими обычаями! – добавила Машка. – Ни музыку послушать, ни кино посмотреть!

– А вы приходите к нам еще! А лучше – бросайте этого своего Дуремара и поехали с нами в город. Выучитесь, профессию получите.

– А разве… так можно? – широко раскрыла глаза Анюта, но сестра не дала ей договорить, дернула за рукав:

– Идем, нам и так бежать придется! Нет, Степа, дальше провожать не надо.

Анюта на прощание махнула рукой, и они исчезли за зарослями орешника.

Степа медленным шагом вернулся в дом.

– А что, нормальные девчонки, не какие-нибудь забубенные монашки! – выразила общее мнение Таня. – Если, конечно, не считать нарядов. Платки эти…

– Красивую девчонку никакие платки не испортят, – ответила ей Фишка.

– Испортит только обилие косметики! – не преминул вставить Леша, покосившись на нее. В самом деле, Натку еще ни разу не видели без яркого макияжа, даже во время работы. Дорогие стойкие краски позволяли ей всегда быть при полном параде.

Она открыла уже рот, чтобы высказать Леше все, что о нем думает, но тут заговорил Степа:

– Платки, косметика – глупости все это. На нее если долго смотреть, то начинает казаться, что попал в сказку. Красивую русскую сказку…

Все разом замолчали. Каждому было без объяснений понятно, о ком речь.

День прошел как обычно, разве что работоспособность у всех была явно повышенная. Когда окончили работу, прежде чем уйти с раскопа, Фишка задала профессору вопрос:

– Иван Евгеньевич, а что может находиться под этим бугром? Странный он какой-то.

– Кто знает, Наталья. Возможно, кусок стены или обломок колонны. Знаешь, у меня насчет этого бугра немалые надежды имеются. Но говорить о них сейчас не вижу смысла, потому как с такими темпами мы завтра, самое позднее послезавтра, до него доберемся. Удивили вы меня сегодня, гаврики: за один день сделали больше, чем за два предыдущих.

– А и верно, – оглядевшись по сторонам, произнес Саша. – Главное, я как-то и не устал почти.

– Действительно, – согласились остальные. – Сейчас перекусим и айда купаться!