Сердце стояло в горле. Не знаю, сколько ударов оно делало, но, по-моему, кровь сейчас бежала по венам так быстро, что я рисковала быть опьяненной от количества кислорода. Я протянула руку и убрала волосы за ухо сына.

— С днем рождения, Макс, — ком встал в горле, и я просто не смогла больше ничего сказать.

Ребенок недоверчиво смотрел на меня. Кулачки потянулись потереть глаза. И наконец в них скользнуло понимание. Макс сначала застыл. На три бесконечных секунды, за которое мое сердце грозило разорваться. Резким движением ребенок подскочил на кровати и кинулся мне на шею, обнимая так сильно, как умеют только дети.

Сжимая его в руках, встала с пола и переместилась на кровать. Ноги не держали, а в голове взрывались фейерверки. Я пыталась обнять его еще сильнее, но боялась задушить. Если в моей гребаной жизни и было счастье большее, чем увидеть его первый раз, то сейчас это было именно оно. Я целовала все, до чего могла дотянуться. Макс отстранился и положил ладони мне на щеки, изучающе пробегая пальцами по моему лицу.

— Мам, а ты больше не исчезнешь?

— Никогда. Я никуда больше не денусь, — я потянулась снова поцеловать пальцы сына, но тот резко подпрыгнул и, заливаясь смехом, прыгнул на шею Эрика.

Крейн ловко поймал того, удобнее усаживая сына на коленях. С завистью поняла, что справляется он точно гораздо лучше меня.

— Спасибо, пап! Ты подарил мне маму! Самый лучший папа на свете!

Как же ты прав, Макс.

Эрик засмеялся. Я не удержалась и сквозь слезы тоже начала хохатать.

Максим прыгал по кровати, поочередно то к одному, то к другому родителю, рассказывая обо всем. Про Чика, несмотря на то, что собака была у него всего один день, мы слышали гораздо больше. Мы разговаривали и не могли наговориться. Не знаю, в какой момент вдруг я поняла, что засыпаю, сжимая руку сына. Сквозь сон лишь почувствовала, как плечи накрыли чем-то легким, но уже не смогла открыть глаза. Голод, эмоции и усталость навалились на меня, не давая пошевелиться.

— Я уже и забыл, что ты умеешь смеяться, — тихий шепот донесся в ускользающее сознание.

Впервые за очень много лет мне было по-настоящему хорошо.

Громкий звонок, и я тут же открыла глаза. Крейн тряс головой на диване напротив, приложив к уху телефон. Видимо, мы ненадолго вырубились. Да, он же обещал не оставлять нас ни на минуту. И, несмотря на его недоверие, меня переполняло чувство благодарности. Интересно, сколько удалось полежать? Час? За окном светало, а внутри было так же пусто, как и вчера. Если Крейн живет в таком режиме, то вообще удивительно, как от его оболочки осталось хоть что-то. Большая энергия не только сила, но еще и огромная опасность для носителя. Если не унять бурю — она сожжет изнутри. Один Макс спокойно посапывал, сжимая мою руку. Погладив сына по голове и поцеловав белокурую макушку, я аккуратно встала, вынимая немеющие пальцы. Помахав Крейну рукой, я направилась к двери.

— Стой.

Крейн положил телефон обратно и поднялся, с сожалением глядя на сына. Я послушно остановилась, недоуменно уставившись на детектива.

— Мать Лилиан штурмует Башню Смотрящих, — проведя рукой по своим коротким волосам, Эрик вздохнул, — как ты думаешь, у нас еще есть шанс вернуть Прик?

С момента смерти девушки, по лучшим предположениям, прошли сутки. Пузырь был предельно тонким и как бы надутым изнутри. А это значит, что любое стороннее вмешательство могло уже сделать непоправимое. Неоднозначно пожав плечами, я повернулась к Эрику.

— Даже если это возможно, мне понадобится согласие Осирис Прик, ее присутствие и Лео, — перечислила я, загибая пальцы.

— Зачем мант? — Эрик внимательно смотрел на меня.

Не сводя взгляда с пальцев, я набиралась смелости поднять глаза. Зачем ты снова заставляешь меня лгать тебе? Как хорошо, что это происходит не в кабинете, где нужно было максимально отойти от первоначальной темы, чтобы не возвращаться к ней. Клятва, данная очень давно, потянула в гурди, отзываясь болью. Запретная территория. Я просто не могла сейчас сказать правду. Клятва на жизни. Смертельная, каждому из круга Старших. Насколько близко к ней я могла говорить?

— Эрик, я высушена. Если мы не хотим еще один труп в виде ранимой и уязвимой сейчас Осирис Прик, мне нужен второй некромант, — ответила я.

Почти правда. Ресурс действительно был истощен. Эрик сложил руки на груди, слегка наклоняясь вперед.

— Тогда почему тебе просто не напитаться от меня?

Да не сожрет твою душу Безмолвная, Крейн! К такому повороту я была не готова. Лицо чудом удавалось держать, в мысли в голове хаотично бегали в поисках выхода. Детектив сделал шаг навстречу, а я дернулась. Молниеносно Крейн оказался рядом, сжимая ладонями мое лицо. Смотрящий был взбешен, а мне действительно пора было питаться. Но пока мое чувство страха пересиливало голод, я держала потоки при себе. Лицо Эрика так близко. Его дыхание щекотало кожу, а я могла разглядеть на подбородке пробивающуюся щетину. Зло сжатые губы в каких-то жалких сантиметрах.

— Зачем тебе некромант, Вел? — ни на секунду Осирис не поверил мне.

— Я не могу сказать, Эрик.

Внутри все сжалось в ожидании. Но, кольнув последний раз, боль исчезла, оставляя меня наедине с внимательным взглядом детектива. Эрик так и не отпускал моего лица, но взгляд серых глаз смягчился, а пальцы расслабились. На секунду показалось, что невесомым прикосновением погладил кожу, но тут же ладони исчезли. Эрик выпрямился, убрав руки, а в его глазах было понимание.

— Клятва? — вопрос, на который я лишь моргнула.

Вздохнув, Эрик посмотрел на мирно спящего Макса. Сын посапывал, смешно сжав кулачки. Эрик потер шею, а моя рука невольно потянулась к клейму. На шее ребенка, под серебристой вуалью волос, виднелся такой же, как у меня, обожженный участок кожи. Клеймо. Наследство, которым наградили его родители, связав жизни вопреки заветам Всевышнего. Крейн вздохнул, потерев ладонями лицо.

— Во что ты влезла, Вел?

Когда-то, Эпис

Эрик

Полный боли крик раздался из закрытых дверей.

— Эрик, прекрати маячить! Все женщины рожают, ничего с ней не случится, — Бак вырвал из моих рук стакан, — она здорова, по крайней мере, физически с ней полный порядок, все будет хорошо!

Лишившись холодного стекла, которое приятно успокаивало пальцы, запустил руки в волосы, судорожно перебирая светлые пряди. Бак, друг с самого детства, единственный из Осирис, кто не отрекся, узнав правду. Взгляд не отрывался от белой двери палаты, за которую, казалось, уже целую вечность назад увезли Валери. Сколько мы здесь сидим? Десять