переживали, боясь не попасть в поход, потому что девочек брать не будут, что скатывались на лыжах с самого крутого обрыва Школьного оврага да еще норовили пронестись перед самым носом Сергея Петровича, когда он возвращался домой после уроков.

Каждый раз, стоя на краю обрыва, они испытывали леденящий душу страх и каждый раз, завидев Сергея Петровича, спускающегося по тропинке в овраг в своей солдатской шинельке нараспашку, с тетрадками учеников под мышкой, глотнув воздуху и зажмурив глаза, отталкивались палками и ухали вниз… И храбрость их была вознаграждена. Однажды Петя Цыганов, хмуря брови, скороговоркой сообщил им:

– Готовьтесь… И подготовьте родителей… День будет объявлен особо… Да, не забудьте языки.

– Что – языки? – шепотом переспросили девочки.

– Подвязать языки!

В другой раз девчата так отбрили бы Петю за его глупую шутку, что ему не поздоровилось бы, но в этих обстоятельствах они невольно прикусили язычки… И только прошипели: «Тсс!» Потому что мимо прошла Поля Кузнецова, подозрительно поглядывая в их сторону… А уж у нее язычок подвешен так, что звонит звонче всех в школе…

Она действительно сгорала от любопытства и так переволновалась, что не может узнать тайну лесного похода, что схватила двойку по математике, которую едва выправила, добившись, чтобы переспросили…

По слухам, накануне каникул отряд лыжников, избранных для похода, был составлен из самых надежных ребят.

Кто эти счастливцы? Сказать было трудно. Догадаться можно было только по тому, что некоторые очень уж были замкнуты, нелюбопытны и на все вопросы отмалчивались с загадочным видом.

Известный двоечник Валя Щупкин, совершенно отчаявшийся попасть в число избранных из-за своих отвратительных отметок, организовал даже отряд диких, в который выше троечников не брал. Он задумал коварный ход – как только тронется отряд Сергея Петровича в глубь Брянского леса, тайком скользнуть за ним следом, став на лыжи… И неожиданно очутиться под таинственной елкой, к общему удивлению! Знай наших!

Щупкин даже не скрывал своего злостного намерения и демонстративно тренировал в лыжной ходьбе свою дикую команду. У всех на виду вынимал из карманов и громко грыз черные сухари с запекшимся сыром.

И все-таки Щупкин прозевал.

Сергей Петрович вышел в поход, как и предполагалось, в канун Нового года… Но так рано на рассвете, еще потемну, когда дикие двоечники спали сладким сном.

Только среди дня они заметили отсутствие некоторых ребят и девчат, а затем отыскали лыжный след, глубоко врезанный многими лыжами в пышные снега над Школьным оврагом. Лыжня уходила в загадочно синеющую даль Брянского леса.

Дикие собрались так шумно и тронулись в погоню в таком беспорядке, что забыли все до единого заготовленные для похода черные сухари!

Вначале неслись врассыпную, как попало. Каждому хотелось опередить других. А потом притомились. Стали отставать, становиться на лыжню. А когда подошли к лесу – растянулись на целый километр.

Щупкин, не оглядываясь, шел впереди всех, как самый сильный, встряхивая чубом, чтобы поправить шапку, сползавшую на глаза. Ему и дела не было до отстающих.

И когда Всева Чернышёв, лучший его приятель, захныкал и попросил снизить темп, Щупкин зло ответил:

– Ну и поворачивай лыжи! Возиться тут с тобой некогда, неженка!

Всева повернул обратно и с ревом поплелся домой. Он так горько плакал, что даже варежки намокли от слёз, хоть выжми.

А за ним повернули лыжи Геня Сушкин, Витя Теплов.

И как они добрели обратно, кто их знает.

Дикие спешили вперед, не оглядываясь, подавив в себе чувство жалости к слабым…

Из лесу повернули остальные ребята, и в конце концов с вожаком остался лишь один его дружок, Сеня Замотаев. Это был сильный паренек, тоже не из отличников учебы, но отличный лыжник.

Стал уже приуставать и сам Щупкин.

– Далеко проскочили, – говорил он, отирая пот рукавом и вглядываясь в лыжню, терявшуюся среди сосен и елей.

И совсем приуныл, когда обнаружились следы привала отряда Сергея Петровича. На берегу лесного ручья был притоптан снег, устроены сиденья из еловых ветвей.

– Значит, далеко еще им идти, если они так долго отдыхали, – верно заключил Щупкин, почесывая затылок.

– Значит, идут не к простой, а к особой елке, в которой какая-то тайна, – рассудил Сеня Замотаев. – Может, повернем? – спросил он неуверенно.

– Я назад не дойду не поемши, – облизнулся Щупкин, наблюдая, как синички подбирали крошки еды, оставшейся на месте привала лыжников: очевидно, они неплохо закусили. – Все равно вперед! – сказал обозленный Щупкин и тронул лыжи.

Подтянув потуже живот, тронулся за ним Замотаев.

Сумерки в лесу быстро сгущались, но все же лыжный след, глубоко вдавленный в пышные сугробы, был хорошо заметен.

На пути попался ребятам огромный овраг с крутыми безлесными склонами. Тут бы и скатиться с крутой горы, но Сергей Петрович повел своих лыжников почему-то наискосок и, осторожно спустив лыжную команду по длинной кривой, совершил такой же пологий подъем на ту сторону. Получился зигзаг в несколько километров.

– Смотри, какой они длинный обход сделали! – указал Замотаев.

– Понятно, – ответил Щупкин, – ведь с ними девчонки… Где им с такой горы. А мы – напрямик!

Приятели, не раздумывая, тронули лыжи и помчались. Ох и гора, дух захватило! Летят как на крыльях.

Вдруг у самого подножия что-то случилось с Замотаевым, обогнавшим своего вожака. Щупкин увидел, как он подпрыгнул, выброшенный страшной силой в воздух, перевернулся вверх тормашками, так что с ног слетели валенки, и зарылся в сугробы, подняв снежный вихрь.

Щупкин рассмеялся и в то же время увидел перед собой пенек, скрытый снежной шапкой. Успел увернуться, но врезался в другой со всего разлета. Удар! Треск лыж. Взлет вверх… Еще удар, боком обо что-то твердое. Нестерпимая боль в бедре… И Щупкин потерял сознание.

Когда он пришел в себя, над ним стоял горько плачущий Замотаев и тормошил его, приговаривая:

– Щупкин… не умирай… мы и так пропали!

Щупкин и не думал умирать. Но, когда он попытался подняться, все тело пронзила такая боль, что он только крякнул и, стиснув зубы, упал в снег.

– Мои лыжи вдребезги! Твои – в щепки… Я летел. Ты летел. Я – в мягкий сугроб, а ты – прямо на пенек! Я еще жив, а ты убился! – причитал Замотаев.

Щупкин огляделся. Оказывается, они скатились прямо на лесную вырубку. Весь склон оврага был усеян пеньками, запорошенными снегом.

Еще раз попытался Щупкин приподняться и не смог.

Одна нога была словно чужая, не слушалась, не двигалась, а боль в бедре и в боку была такая, что у терпеливого Щупкина текли слезы.

– Не будь девчонкой, чего ревешь? – сказал он Замотаеву. – Иди пешком по лыжне. Скажи Сергею Петровичу, что я тут… Дожидаюсь. Соберись с духом, ну!

И Сеня собрался с духом. Он снял с себя полушубок, подложил под Щупкина, чтобы тот не замерз, лежа на снегу, – ему-то, Замотаеву, на ходу и в пиджаке жарко будет, – и, вооружившись уцелевшими лыжными палками, пошел.

Перочинный