Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взгляд Ханки затуманился.
– Он с моей мамой. Я так его люблю! Раньше я не могла расстаться с ним ни на минуту! Я так скучаю по нему…
– Ханка, не плачь, – сказала я. – Ехезкель тоже с нашей мамой.
– Он побежал к ней, когда нас разделили, – сказала Лия. – Почему ты оставила его с матерью?
– Нас выстроили в ряд. Вы же тоже проходили отбор?
Мы кивнули, и Ханка продолжала:
– Мы выстроились в ряд, я была с матерью и Давидом, а в начале стоял тот еврей, худой, как скелет. Он повернулся ко мне и сказал: «Ты так молода и красива. Отдай ребенка матери». Конечно, я не согласилась, но он, как безумный, оторвал ребенка от меня и вырвал из моих рук. Он сунул его моей матери! А потом доктор отправил мою мать налево, а нас с Давидом направо. Мама сказала, что позаботится об Ицхаке, пока мы снова не встретимся, а потом ее оттолкнули. Мальчик даже не плакал – он любит мою мать, но мне он сейчас так нужен, так скучаю по нему…
– Все будет хорошо, Ханка, – сказала я. – Твоя мать сможет позаботиться о нем, вы скоро увидитесь.
– Надеюсь, мне страшно за него…
Мы пошли дальше. Я увидела длинный ряд кирпичных зданий, освещенных фонарями на высоких столбах. Ряд зданий тянулся бесконечно. Между зданиями было грязно. Все было окружено забором, поверх которого я увидела спираль из колючей проволоки. Нас привели в здание из красного кирпича под номером 21. У входа нас ждала высокая, крепкая женщина с длинными черными волосами, густыми бровями и квадратным подбородком.
– Я их забираю, – сказала она солдатам. Те кивнули и ушли.
Наступило молчание. В небо поднимался столб дыма, и мы почувствовали странный запах. Меня чуть не вырвало. В воздухе висела невыносимая вонь, словно где-то жгли резину. Девушки вокруг меня тоже это почувствовали. Их охватила паника.
– Что это за запах? Чем это пахнет? – закричали они. Кто-то заплакал.
– Почему вы плачете? – спросила женщина. – Перестаньте плакать!
Мы не послушались. Рыдания становились все громче.
– Запах! Запах! Запах!
– Тихо! – рявкнула женщина, подняла дубинку и огрела одну девушку по плечу.
Наступила тишина.
– Я – Эйди, блокальтесте[17], – сказал она. – Я – староста этого блока, и вы должны беспрекословно меня слушаться.
– Эйди, – произнесла одна из женщин. Глаза ее были полузакрыты, руками она обхватила свое тело в тонком синем платье. – Что это за запах?
Эйди сурово посмотрела на нас.
– Вы не знаете? – резко произнесла она. – Это запах горящих тел ваших матерей и отцов. Это запах тел ваших сыновей и дочерей, племянниц и племянников, братьев и сестер, горящих в печах. Вы не знаете этого запаха? Это горят ваши семьи. Посмотрите на этот дым. Это все, что от них осталось.
– Этого не может быть! – вскрикнула молоденькая девушка.
– Не будь дурой! – оборвала ее Эйди. – У вас больше ничего не осталось. Все сгорело. Вы теперь одни.
Со старостой блока что-то произошло, она не в себе. Моя мама не может сгореть. Мой Ехезкель слишком силен, чтобы позволить подобное. Я скоро их увижу.
– Ты слышала, что она только что сказала? – с ужасом прошептала Лия.
– Не верь ей. Она все придумала…
– Тихо! – скомандовала Эйди. – Сейчас мы войдем внутрь, и вы должны найти место, где будете спать.
Она говорила так, словно и не произносила этой ужасной, невероятно жестокой лжи.
Она подошла к двери, и люди двинулись вперед. Лия осталась на месте.
– Пойдем, Лия, – потянула ее я.
Лия затрясла головой.
– Но ты слышала, что она только что сказала…
– Лия, она не в себе. Не слушай ее. Я не знаю, зачем она нам врет.
– Тихо! – снова крикнула Эйди. – Когда я открою двери, вы должны войти внутрь и найти себе место!
Я так устала, что дождаться не могла, когда лягу и провалюсь в забытье. Эйди открыла двери. Мы вошли внутрь. Здание напоминало амбар, но вместо стойл повсюду тянулись ряды нар, сколоченных из досок. Пол был сложен из кирпичей. Меня поразила общая серость. Нары были трехъярусными и тянулись бесконечно. Я не могла разглядеть лиц, но почувствовала, что здесь тысячи людей, лежащих друг над другом, как книги на полках. Головы свешивались с полок. Людей было так много, что голова у меня закружилась. А потом я почувствовала вонь. В бараке пахло экскрементами, рвотой, немытыми телами. Я прикрыла рот рукой.
– Ищите себе места сами! – крикнула Эйди.
Я посмотрела на ряды нар, где никого не было. Я не представляла, как мы здесь поместимся. Мы топтались на месте, словно куры. Потом я подошла к первому пустому месту и взгромоздилась на нары. Доски были жесткими. Щепки впились мне в ладони. На нарах уже лежали другие девушки. Лия полезла за мной, но места ей не нашлось, поэтому она забралась на полку надо мной. Я посмотрела на девушек – никто из них не был мне знаком. Головы у них тоже были бритыми, но девушки были выше и крепче меня.
– Всем спать! – крикнула Эйди. – Вам это понадобится!
Она подошла к дверям и вышла, даже не оглянувшись на нас. Меня затрясло от ужаса. Девушка, которая лежала рядом со мной, обняла и успокоила меня. Она посмотрела на девушек на наших нарах.
– Мы позаботимся о малышке, – сказала она.
Они кивнули.
– Конечно, – подтвердила другая девушка.
Я огляделась и увидела около десятка лежащих рядом женщин.
– Мы все из Сату Марэ, – сказала та, что меня успокаивала. – А ты откуда?
– Из Красны.
– Хорошо, маленькая Красна. Мы о тебе позаботимся.
Я попыталась улыбнуться, но подбородок у меня задрожал.
– Как же можно так спать?
– Нас пятнадцать, я только что сосчитала. Семь ляжет с одной стороны, семь с другой, а мелкая посерединке.
– Спасибо, – пробормотала я.
Я безумно устала, голова была тяжелой. Мне нужно было лечь немедленно.
Девушки разделились. Семеро легли справа от меня. Плечи их соприкасались так тесно, что они казались единым организмом. Семеро слева легли точно так же.
– Эй, поднимите-ка ноги, чтобы малышка устроилась поудобнее, – сказала первая девушка.
Места совершенно не было, но девушки каким-то чудом сумели подтянуть колени к подбородкам. Они были очень худы – кожа да кости. Между ними образовалось пространство, где я и устроилась.
Я легла и тут же вспомнила мамины слова: «Будьте осторожны, девочки. Никогда нельзя ни в ком быть уверенным. Люди умеют притворяться. Они