— Да бог с ним, Петь, — отмахнулся Максим. — Чего мне с ее стариками-то делать? Они меня на дух не переносят.

— Уверен?

— На все сто. Они ей вообще запретили думать о шашнях, пока не закончит университет. «Шашнях»! Тьфу, блин… Они повернулись на ее образовании, ничего больше не видят и не слышат. Они всю жизнь пытались вырастить оранжерейный цветок и даже не понимают, что у них ни черта не получилось, что выросла живая и непосредственная девчонка…

— Да я ж знаю твою Ольгу, Макс, можешь не рассказывать.

Максим снова вздохнул. Как-то не очень монтировались его печальные вздохи с цветами и горлышком бутылки шампанского, торчащим из пакета.

— Почему родители бывают такими кретинами? — бросил он, подняв взгляд в небо. — А, дядь Петь? У тебя дети есть?

Петр не ответил. Он закончил теребить папиросу, сунул ее в зубы, примял, не спеша поджег спичку.

Но не прикурил.

— Есть.

— И как они?

Спичка погасла. Дядя Петя, так же не торопясь, вынул из коробка вторую, но зажигать не стал.

— Доча, наверно, в порядке.

Максим опустил голову и только сейчас заметил, что зашел со своим вопросом не в ту степь. Петр, кажется, сглатывал слезы, хотя лицо пыталось держать улыбку.

— Слушай, извини, если что не так.

— Да все нормально, Макс! — замахал руками дядя Петя. — Все в порядке. Просто я о них ничего не знаю. Жена забрала их и уехала, когда им было… пять и три. Да, Машке было пять, а Витьку — три. Я их видел потом только один раз, когда Виктор лежал в гробу, а Машка ревела вместе с матерью рядом…

— О господи, прости, Петь…

— Да брось, Макс. У всех свои истории, чего ж теперь — устраивать коллективный вой сирен гражданской обороны?..

Дядя Петя все же закурил. Он уже справился с собой и мог вполне адекватно отвечать на вопросы.

— Витьку в драке порезали, когда ему двадцать стукнуло. Пил сильно, потом, кажется, колоться начал. Не уберегли парня… Марья замуж вышла, вроде даже внуки у меня есть, хотя точно сказать не могу, потому что меня для них для всех как не было, так и нет. Я даже о похоронах-то сына случайно узнал от общих знакомых. Постоял в сторонке, горсть земли бросил и ушел. А зачем я им? Машка на меня даже не глянула. Пусть живут и пусть не парятся, не такое уж я украшение биографии для них…

Максим предпочел промолчать. Они развернулись на углу дома и побрели назад. Увидев двери подъезда, в котором жила возлюбленная, парень снова напрягся.

— Может, и мне развернуться и не мешать ей жить? А?

— Глупо.

— Почему?

— Потому что ты ее любишь. Любишь ведь?

Максим кивнул.

— Помнишь, что Иван Грозный по этому поводу сказал?

— Не-а.

— «Чего ж тебе надо, собака?!»

Они рассмеялись, дядя Петя шлепнул его по затылку.

— А насчет ее родителей не заморачивайся. Не надо потакать их комплексам. Слышал ведь, наверно, что предки отрываются на детях за все свои несбывшиеся мечты и невысказанные желания. Не позволяй им мстить дочери за свою просранную жизнь, а то и она всё просрет в конечном счете.

Максим выслушал это молча, потом сунул под мышку букет и тихо поаплодировал.

— Пять баллов, дядь Петь. Ты не философ, часом?

— Нет, физик-ядерщик! Вали уже к своей девке!

— Валю, валю!

Они остановились у подъезда. Максим снова вздохнул, но на этот раз уже с заметным облегчением. Похоже, старый грешник в камуфляжной куртке и тельняшке вытянул гной из его занозы. Хотя ничего гениального, по сути, не сказал.

— Удачи, брателло! — бросил напоследок дядя Петя.

— Пасиб!

— На свадьбу пригласишь?

— Свидетелем будешь.

— Договорились.

— Все, пока.

— Бывай.

Максим махнул рукой и пошел к двери. Дядя Петя не торопился возвращаться к мужикам и их зимним шинам, стоял докуривал замученную папиросу и наблюдал, как Макс набирает номер квартиры на панели домофона.

У парня вспотели подмышки, ладони, похолодела спина, желудок ввалился в кишечник, а с губ непрерывно слетали какие-то тарабарские заклинания. Словом, его жутко колбасило.

С ее родителями он сталкивался дважды. Оба раза крайне неудачно. Первый раз отец застал его на собственной кухне, жующего бутерброд со здоровенным куском мяса — очень дорогого мяса, которое он, папаша, позволял себе кушать исключительно по утрам и не более чем миниатюрными ресторанными порциями.

— Папа, познакомься, это Максим… мой друг, — представила его покрасневшая Оля. Максим пытался привстать и кивнуть, но поскольку он еще не закончил предыдущее действие — то есть не прожевал кусок, — то получилось, прямо скажем, не фонтан. А если учесть, что папаша в этот момент был похож на директора колбасного цеха, поймавшего здоровенную крысу, то парень едва не подавился.

— Польщен… — все-таки выдавил отец, слегка коснулся пальцами протянутой руки Макса и убрался в свой кабинет.

С тех пор у них, собственно, и не пошло. Второй раз уже оба родителя застукали его в прихожей — страшно подумать! — при страстном прощальном поцелуе. Он целовал ее прямо взасос, запрокинув голову и тиская попку!

О, этого уже не могла перенести сердобольная мамаша. Бог знает, что она подумала — наверно, что молодые люди не должны касаться поп своих возлюбленных без разрешения заведующей загсом, — но голоса ее в тот вечер Максим так и не услышал. Зато видел глаза. И он сразу понял, что нормальной тещи ему не видать.

И вот сейчас, вечером 28 октября, Максимка стоял на площадке между первым и вторым этажами, держась за перила, обильно потел, мял в руках розовый букет и уже всерьез подумывал вернуться к гаражам и выпить свадебное шампанское с мужиками. Ольга его поймет.

С другой стороны, сколько он сможет так бегать и прятаться? Столкнуться с ее предками лоб в лоб придется рано или поздно, и, кстати говоря, вполне может случиться так, что они окажутся милыми людьми.

А что? А почему нет? Что ты о них знаешь? Вот представь, ты растил доченьку, готовил ее к невероятно счастливой жизни — к замужеству с крутым юристом, к вилле на Карибских островах, к высокому положению в обществе, к мельканию в ящике… ну, в общем, что там они думают об удавшейся жизни… а тут вдруг выскакивает, как чертик из табакерки, какое-то неотесанное чмо и тащит твою голубку в совершенно противоположную сторону — в лапы нищеты и безвестности. Как ты отреагируешь? Разумеется, ты будешь защищать свое лучшее творение всеми силами. Да, это верно, это справедливо.

Короче, война так война! Ха-ха!

И в полной уверенности, что дела обстоят именно так, как он их сам себе обрисовал, Максим сделал глубокий вдох-выдох, поправил букет и побежал вверх на площадку второго этажа.