Но почему-то убил.

Двери заклинило. Пока ждали приезда пожарных, открыть кабину пытались мужики из ближайших квартир, услышавшие нечеловеческие вопли. Они пытались сунуть в проем дверей ломы и железные прутья, наваливались на рычаг всем миром, но створки не поддавались. Лишь однажды в узкую щель пролезли тонкие наманикюренные пальчики девчонки, но когда их чуть не зажало, Ольга с визгом втянула пальцы обратно.

Женщины-соседки тоже кричали и зачем-то таскали воду, что-то пытались поливать, хотя это не имело ни малейшего смысла — кабина лифта превратилась практически в капсулу, вскрыть которую смогли бы только профессиональные спасатели. Местным жителям ничего не оставалось, как бессильно опустить руки и наблюдать — вернее, слушать — чудовищную смерть молодых людей. Среди свидетелей трагедии были Владимир Петрович и бизнесмен Семенов. Последний держал в руке фляжку и периодически к ней присасывался.

Очень скоро в лифте началась агония. От криков жертв кровь стыла в жилах, и многие очевидцы потом очень долго просыпались по ночам в ужасе. Дым валил изо всех щелей, и наконец на площадке стало нечем дышать. Что же тогда происходило в кабинке, представить было невозможно.

Пару раз животные крики боли перемежались мощными ударами в двери лифта. Створки, разумеется, не поддавались.

Через семь или восемь минут после начала пожара крики прекратились. Последовал слабый удар в дверь, и все стихло.[1]

— Догорает свеча… — прогундил себе под нос строчку из песни группы «Фристайл» пьяный Семенов. Это услышал только Владимир Петрович. Он повернулся к своему соседу и с размаху заехал ему кулаком в лицо. Семенов упал, ничуть при этом не обидевшись, потом сел под электрощитом и принялся допивать содержимое своей фляги.

Огонь потушили только через час, хотя винить в этом пожарных было нельзя — они приехали уже через десять минут после вызова. Все дело в чертовой двери, она никак не хотела открываться, как будто ее нарочно кто-то заблокировал. Когда ее все-таки взломали, пожарные, уже не спешившие спасать человеческие жизни, обильно залили кабину — вернее, то, что от нее осталось, — и шахту лифта пеной.

Когда очистили пену…

…В общем, из местных жителей все в деталях видел только Владимир Петрович, назвавшийся старшим подъезда и потому любезно оставленный пожарными на месте в качестве свидетеля. Он и рассказал потом, что от ребят остались только обуглившиеся мумии. Он сказал также, что пожалел, что напросился быть понятым, — такое зрелище он не забудет никогда, проживи хоть сто лет.

Все утро следующего дня, 29 октября, в подъезде стоял душераздирающий рев. Мать Ольги рвала на себе волосы. Отца не было ни слышно, ни видно, и где он пропадал, никто не знал. Экспертизами и подготовкой к похоронам занимался кто-то другой, а из квартиры номер 48 на втором этаже просто раздавались вой и крики ужаса.

Городские информационные агентства, радиостанции, телевидение и газеты рассказали в подробностях, что произошло в доме 13 по Тополиной улице, и город еще пару суток обсуждал эту шокирующую новость. Кто-то из чиновников мэрии грозил пальцем в адрес коммунальных служб, которые плохо выполняют свою работу. Коммунальщики в ответ пожимали плечами и слабо протестовали, настаивая на том, что дома по Тополиной улице возведены и сданы в эксплуатацию надлежащим образом, все неоднократно проверено и перепроверено и что лифт в доме номер тринадцать ожидал планового профилактического ремонта только через год. С ним все было в порядке!

Мэр для приличия сначала распорядился выделить материальную помощь семьям погибших и оплатить похороны и прочие расходы, а уже потом велел организовать внеплановую проверку всего лифтового хозяйства города. Полторы недели комиссия городской администрации исследовала состояние лифтов, подъездов, чердаков и всего остального, до чего в мирное время руки никак не доходили. Выяснилось, что город до сих пор стоит на месте и не проваливается к чертовой матери только каким-то чудом — инфраструктура на семьдесят процентов дышала на ладан, подъезды воняли, крыши текли, электропроводка и трубы догнивали, лифты скрипели и срывались с тросов, трамваи ездили по ржавым и покореженным рельсам, автобусы теряли детали прямо на дороге, колодцы открыты, повсюду преступность, грязь, алкоголизм, пьянство, изнасилования — и все это в условиях, когда кольцо НАТО смыкается вокруг России и враги мечтают увидеть нашу страну на коленях. К счастью, выводы сделаны вовремя, мы обязательно сплотим ряды, повысим нравственность, ударим и не позволим…

В общем, о молодых ребятах, которые любили друг друга и жизнь которых немыслимым образом оборвалась раньше, чем они думали, вскоре все забыли.

Но все это было потом, а вечером 29 октября Михаил Поречников сидел перед компьютером и думал. В квартире было темно, за окном было темно, и лишь ноутбук светился белым монитором, и со стороны кровати доносилось сладкое посапывание.

Время от времени Миша оборачивался в ту сторону, и сердце его наполнялось тоской. Ему, как человеку с неограниченной фантазией, почему-то виделись ужасающие картины — они с его любимой девушкой застревают в лифте, в покореженной машине, попадают в лавину, тонут в море… Всякая гадость лезла в голову Михаилу в тот вечер, и иногда он вставал, подходил к кровати, гладил свою студентку Лену Хохлову по волосам, поправлял ей одеяло и возвращался к столу. В эти минуты Ленка была для него самым дорогим существом на земле. Ну, не считая матери, которая зажигала где-то в Омске с очередным своим любовником.

Они услышали новость сегодня утром после лекции по истории, которую читал Миша. Он зашел в деканат, а там преподаватели уже вовсю обсуждали подробности трагедии. Кто-то даже плакал.

Миша даже не дослушал до конца, сразу поняв, где именно это случилось. Поняв, почувствовал себя плохо.

Он нашел Лену Хохлову в студенческой столовой, тихонько отвел в сторону (хотя он догадывался, что однокурсники Лены знают об их романе, да и не только студенты, но и остальные преподаватели) и попросил на вечер отпроситься у матери.

— Останешься ночевать у меня.

— Хорошо, — ответила Лена. Она тоже была мрачна. Как оказалось впоследствии, погибшая девушка Ольга была ей знакома, им доводилось бывать в одной студенческой компании.

— Миша, это ужасно, — добавила она.

— Ты даже не представляешь насколько, — согласился он.

Они сидели с Леной весь вечер на кухне, пили чай и разговаривали. Миша рассказал ей о доме номер тринадцать — все, что знал о нем на данном этапе. Она слушала раскрыв рот, как впечатлительные дети слушают сказки о Бармалее, а когда Миша закончил, она вышла на балкон покурить. О том, что она иногда покуривает, Миша узнал совсем недавно, когда Ленка, поссорившись с матерью, переехала к нему пожить несколько дней. Тогда она каждый вечер выходила на балкон, смотрела на закат и выкуривала две сигаретки.