Видя замешательство капрала, Птицелов пришел ему на выручку:

— У меня шесть пальцев на ногах.

— И что? — насел на него Вику. — И что, спрашиваю? У моего прадеда тоже было по шесть пальцев на ногах! У племянника — по шесть пальцев на ногах! И кем они были, и кто они есть? Прадед — начальник канцелярии Императорского Адмиралтейства; награжден тремя орденами за заслуги. Племянник — кадет бывшего военного училища имени Доблести Отцов, а ныне — защитник Отечества, младший ротмистр, гордость семьи, служит в гвардейской танковой дивизии. А вы говорите: шесть пальцев!.. Шесть пальцев — это, между прочим, признак благородства. Аристократическая кровь дает о себе знать таким образом! Вы, часом, не аристократ ли? — он сверкнул лорнетом в сторону нагого Птицелова.

— Он сказал, — ответил капрал, — что зовут его Птицелов и что он сын некого Сома. То есть фамилии своей не знает.

— Ничего-ничего, — стоял на своем Вику. — Маршала от инфантерии при дворе Кирогу Второго звали Белка Сердцеед. Имя нисколько не помешало ему сделать карьеру. Так… Открыть рот! Закрыть! Сколько лет?

— Чего? — не понял Птицелов.

— Сколько лет тебе?

— А… — Птицелов почесал затылок. — Шестнадцать прошлой весной стукнуло.

— Шестнадцать? — Вику снова поднес лорнет к лицу. — Никогда бы не дал… Здоровый такой конь, лет на двадцать пять выглядишь. — Он покопался в кармане накидки, вытянул за кольцо связку ключей. Подошел к запертой двери, открыл замок. — Раньше порядок был: мутанты не подходили к заставе и на пушечный выстрел. А теперь — блажь! Видите ли, для борьбы с разрухой необходимо мобилизовать все имеющиеся ресурсы. Вот и прут с юга, точно медом у нас намазано… А наше сердобольное правительство, в котором одни выродки, массаракш, готово впустить во внутренние районы кого ни попадя… На каждой заставе поставили по медработнику в воинском звании. Я, видите ли, обязан оказывать помощь беженцам с юга, в том числе — мутантам. Кроме этого, на мне первичная санобработка и дезактивация… Впрочем… чего это я распинаюсь перед тобой, неучем?.. Тряпье твое фонит ведь. И хорошенько, к слову, фонит! Сам тоже фонишь. Так что, марш под душ и не забудь помыть за ушами!

— Туда? — Птицелов указал рукой на открытую дверь.

— Туда-туда, — ответил Вику нетерпеливо. — Как с кранами обращаться, надеюсь, знаешь? Или ты совсем… Птицелов, сын Сома?

— Справлюсь, не вчера родился.

— Вот умница. Вперед!

Едва Птицелов переступил порог, Вику захлопнул дверь и запер замок. Птицелов пожал плечами и огляделся: свет в это помещение проникал через ряд зарешеченных окошечек под самым потолком. В половине из них не было стекол. Неровные стены облюбовала разноцветная плесень — грибкам здесь явно нравилось. С ржавых труб капало, цементный пол оказался мокрым и холодным.

Птицелов повернул единственный обнаруженный кран, и из-под потолка потекла в несколько вялых струй теплая, перенасыщенная химией вода. От нее резало в глазах и пекло во рту. Под таким душем Птицелову стало дурно.

Он поспешно выключил воду, приковылял к дверям…

…Как он и опасался, они были заперты.

Пришлось стучать. Долго стучать: кулаком, пяткой, лбом… А удушливый пар заволакивал тем временем комнату плотными клубами. Птицелов почувствовал, что его покидают силы. Что он вот-вот свалится на пол. Закроет глаза и забудется, уйдет, растворится в химическом тумане.

Ему все же открыли.

Выволокли наружу — едва живого, задыхающегося, невменяемого.

В узенькой комнатке помимо капрала и Вику присутствовали двое автоматчиков и усатый штабс-ротмистр. Птицелову всучили в трясущиеся руки комбинезон — ярко-оранжевый с черными вставками. Надевать его пришлось при помощи капрала. Под дулами автоматов.

А потом, когда его выводили наружу, Птицелов услышал за спиной голос штабс-ротмистра:

— Шпион?.. В мое дежурство?! Массаракш!..

…Птицелов бежит под дождем через ночной лес.

Мимолетный простор опушки, стена колючего кустарника, чаща. Перед глазами мелькают ветви, стволы деревьев, обросшие мохом камни и неглубокие балки. Все вокруг — сине-черное, мокрое, топкое. Вкрадчиво шелестит дождь, а он бежит, хрипит и кашляет на ходу.

Он бежит.

За его спиной осталось пепелище и общая могила, поглотившая всех, кого он знал…

— Да-а… Еще одно доселе неизвестное, недокументированное преступление Неизвестных Отцов против своего народа всплыло на поверхность, — глубокомысленно произнес бригадир Лару. — Произвол военной диктатуры, потакающий бесчинствам Боевой Гвардии — как же мне знакомо… До боли в почках знакомо! Эту запись мы обязаны сегодня же передать командующему округом. Полагаю, он переадресует ее Департаменту Пропаганды. Граждане Свободного Отечества должны знать, с чем именно боролись герои революции…

…В тускло светящемся небе расползались две кляксы. Послышался раскат далекого грома. Гул в поднебесье набрал силу, превратился в пугающий рев. Самой железной птицы видно пока не было, но Птицелов знал: она вот-вот появится. Вывалится из-за облаков — округлая и стремительная — запляшет над землей на дымных лиловых струях…

Птицелов невольно сжал подлокотники кресла.

Диковинный ящик показывал его прошлое четко и беспристрастно. Сколько раз Птицелову попадались похожие устройства среди развалин, но и в голову не приходило, что при помощи них можно творить эдакие чудеса. Все, что он когда-то видел, оживало на серебристой поверхности экрана в цвете и звуке.

…Коричневый пришелец выбрался из отверстия в боку железной птицы. И с чего Птицелов взял, будто он — бог?.. Чужак! Всего лишь чужак, вторгшийся из черной бесконечной пустыни, как порой южные варвары вторгаются в долину Голубой Змеи…

— Это видение является следствием травматического шока, — высказался штаб-врач Таан. — Сейчас аппарат показывает вымышленную реальность, подмену. Объект же уверен, что в действительности с ним все так и было. Парень потерял голову, когда хоронил своих близких. На самом деле он лежит без чувств в какой-нибудь канаве, а эта опустившаяся с небес штуковина — бред чистой воды. Техник, промотайте чуть вперед, пожалуйста!

…И точно — валяется на старых шкурах. Вокруг то ли руины, то ли свалка. А может, то и другое сразу. Лысый мутант с лягушачьим ртом поит больного отваром. Пришептывает утешительные словечки. Добрый друган Бошку! Стреляет в небо искрами костерок, освещает фигуру худенькой девочки, которая остановилась за спиной Бошку и глядит на Птицелова. На голове вместо платка — застиранная марля, в темных глазах сверкают слезы.

Лия!..

Кажется, он закричал. Кажется, он рванулся вперед, точно надеялся, что сквозь светящееся оконце в волшебном ящике ему удастся просочиться в прошлое. Но он был крепко-накрепко зафиксирован в кресле. Руки и ноги — в ременных петлях, голова…

— Мутанты… — младший штабс-ротмистр Вику поморщился. — Как их много! Не знаю, как вы, но меня тошнит от этих рож, господа!