и молодыми выдвиженцами петровской эпохи. Новая элита сконцентрирована в Петербурге, старая — частью в Москве. Соперничество это, впрочем, не имело системного характера.Так, больше завистливость, но кто его знает…

— Тяжелые времена требуют тяжелых решений! — проявил эрудицию Трубецкой.

Не помню, кто именно сказал фразу, только что произнесенную Никитой Юрьевичем. Кто-то приписывает эти слова Шекспиру, кто-то некому римскому полководцу или врачу Гиппократу. В любом случае передо мной умничают и меня же поучают, что неприемлемо.

— Времена всегда не легки, каждое время сложно по-своему и для своего поколения, — решил и я «родить» афоризм.

А может, когда-нибудь и найдутся умники, что будут начинать свои слова: «Как сказал САМ император Петр III Величайший из Великих…». Мечты, мечты!

— Я считаю, Ваше Высочество, что в Москве нужно навести порядок, это безусловно. Методы могут быть таковыми, чтобы жестоко карать татей, но обезопасить мещан, купцов и дворянство, — высказался Трубецкой.

Ответ получился дипломатическим, когда вроде и соглашается, но говорит общие вещи, с чем спорить никто бы не стал. А спрашивал я конкретно. Так и запишем: «Скользкий и умеет приспособиться, умный, способен стать лояльным»!

— Итак, господа, вот что я собираюсь сделать… — начал я описывать концепцию становления Москвы «городом образцового порядка».

Некогда были очень популярны книги, типа «Бандитский Петербург» или «Бандитская Москва». На страницах этих изданий можно было прочитать про историю и, что поразительно, про развитие криминального мира. Именно что развитие, так как во времена, когда я листал эти книги, «воровская» культура была популярной даже в милицейской среде. Так вот, там в увлекательной форме рассказывались похождения «дедов» московского криминала, прежде всего, некоего Ваньки-Каина, вне воровского мира — Ивана Осипова.

Какое же было мое удивление, когда я узнал про самого результативного сыщика Москвы, чье имя волшебным образом оказалось таким же, как и у знаменитого вора — Иван Осипов. Теперь Шешковский, которого я перетащил себе в помощь в Москву, подымает всех наших людей и даже работает в кооперации с Тайной канцелярией, чтобы понять роль этого Ваньки в московских событиях. Шешковский так же прорабатывает Осипова на предмет использование вора в рамках предстоящей операции. Никто в Тайной канцелярии не чинит препятствий.Наверняка, Александр Иванович Шувалов рассчитывает на мировую, дав указания всемерно способствовать разработке того самого Осипова.

То, что уже известно, говорит о недостаточности фантазии составителей книжного альманаха о бандитах Москвы. Но обвинять их не приходится, ибо даже в самые бандитские времена конца двадцатого века представить себе размах, что творится сейчас, просто невозможно. По сути, в Москве существует две власти, и еще непонятно, какая из них могущественнее. Такие деньжищи уходят в тень, что Петра Шувалова, узнай он, «хватил бы Кондратий»!

Ничего нового, что можно было считать новаторством, я не предлагал. Не знаю, как в прошлом (скорее всего подобное было), но в будущем с такой преступностью порой разбирались жестко. Тот же маршал Жуков в Одессе не миндальничал. Но и убивать этих татей я не хотел, они нужны были для иных целей, пусть в итоге оставалось им жить от силы полгода.

— Триста казаков, еще триста конных гайдамаков-сербов, полк егерей — вот сила, которую я хочу привлечь. Нужно было бы больше, но… — я замолчал, чтобы перетерпеть нахлынувшее чувство обиды.

Оттерли меня от Военной коллегии, оставили только казаков, которые и так не были официально приданы ни к какому полку, да два егерских полка с гольштинцами. Казалось, душу вложил в армию, денег потратил… Одно радует, что Апраксина так и не поставили президентом Военной коллегии, пусть он там и заправляет. Не только это злило. Но о том после. Каверзу затеваю такую, что вся Россия содрогнётся!

— По ночам солдаты и казаки будут дежурить, у каждого плутонга или десятка будет свой участок.Будут и две сотни конных, что на подхвате, случись что, — я пристально посмотрел на Татищева. — Алексей Данилович, как только прибудут казаки, отлучайте от службы всех московских сыскарей, всех.

— Ваше Высочество, но как же так? — пытался возмутиться обер-полицмейстер, но как-то вяло.Мой напор после эмоционального всплеска от злобы усиливался.

— Господин Татищев! Либо исполняете, что велено государем-цесаревичем и генерал-губернатором Москвы, либо езжайте и жалуйтесь матушке-императрице! Вы же ей напрямую в подчинении? — я поднял руку предупреждая возмущение обер-полицмейстера. — Я не закончил, Алексей Данилович! Своей волей я приказываю усилить досмотр дорог на выезде из Москвы, там станут мои люди. О других делах для искоренения разбоя в городе я скажу после.

Сам себе поражался: так жестко, бескомпромиссно я еще себя не вел, что-то просыпается во мне.Так хотели некоторые личности сломить, сделать из меня куклу безвольную, а теперь и самому страшно, ибо может внутренний зверь вырваться наружу и тогда…

— Простите великодушно, Ваше Императорское Высочество, не чрезмерны ли намерения Ваши? — осторожно спросил Трубецкой.

— Чрезмерными, Никита Юрьевич, были воровские поджоги московских домов. Узнал я и о том, что купцы да ремесленный люд, даже мануфактурщики платят мзду и московскому полицмейстерству и ворью. Кто сие допустил? Грешить на почившего генерал-губернатора не стану, но и Вы были в Москве годом ранее, — я вновь бросил жесткий взгляд уже на Трубецкого. — Никто о сказанном здесь знать не должен!

Я встал и всем своим видом показал, что больше не собираюсь общаться. Ничего не имею против и Трубецкого, и Татищева, вероятно, они достойные люди, мы мало знакомы. Но такой бардак в Москве допустили, что, ей Богу, хочется выпороть. И Татищева тоже плетью по спине огреть, несмотря на то что в Москве тот не бывает, но ведь главный полицмейстер. Это он за все в итоге отвечает. Его подчиненные проворовались.

Оба чиновника засобирались покинуть мой кабинет.

— Никита Юрьевич, я попросил бы Вас остаться, — сказал я спешащему побыстрее уйти Трубецкому. — Присядьте!

— Я весь во внимании, Ваше Высочество! — сказал сбитый с толку князь.

— Никита Юрьевич, я наслышан о Вас, как о человеке деятельном и способном, — говорил я, двадцать три года отроду, пятидесятидвухлетнему мужчине.

Но, черт возьми, уже двадцать три года! С моим статусом уже и умудренный старик не станет называть наследника «отроком», как-то выпало из головы понимание, что в этом возрасте я никак не могу считаться неразумным, если по жизни не клинический идиот. Нужно так себя и позиционировать перед верноподданными государыни и после, когда они станут моими подданными.

— Ваше Высочество, способен я али нет, то дела должны говорить, — дипломатично ответил один из богатейших людей Москвы и не последний богатей в России.

— Давайте, князь, к делу! — прекратил я политесы и упражнения в плетении словесного кружева. — Я стану говорить прямо: мне нужны соратники.

Мимика на лице Трубецкого менялась от удивления к задумчивости, от непонимания к радости. Жаль, легко читаем князь, к примеру, дипломатическую работу не потянет, там такие «покер фейсы» держать надо, что далеко не каждый способен, будь он умен и образован.

— Соратник в виде меня, Ваше Высочество, али дворянства московского… — придя вроде бы в себя, Трубецкой вновь замялся.

— Вас, Никита Юрьевич, и не только. Москву мы вычистим, выметем мусор метлой да будем смотреть, кабы грязи в Первопрестольной было в меру. Искоренить ворье да разбойников, мыслю, невозможно, но умерить их в Москве настолько, чтобы и ночью люди ходить могли, сие можно. Много домов пожгли, и я намерен сие пространство заполнить. Имею намерения и дороги устлать. Без камня, деревом, я после покажу мои записи, как сие сладить, — я сделал паузу. — Но то начинание и так бы сладили… Так что нужны те, кто станет рядом.

Тут уже запнулся я. Дело в том, что большим моим промахом было то, что за мной, кроме грубой силы, был только титул, и больше ничего и никого. Казаки — это хорошо, егеря — не менее. Возглавлял бы я некую промосковскую партию старой аристократии, Шуваловы еще раз, а то и два, подумали, стоит ли начинаться со мной интриговать. Но пока моя команда слабовата.

Москва была обижена. Многие старинные рода, кичащиеся славой предков, оттерты от пирога под названием система управления и влияния в Российской империи. Имея огромные площади земли, на которых проживало много люда, они не влияли на решения в империи и встречали препятствия к собственному развитию. Насколько было обидно тому же Трубецкому наблюдать за взлетом Петра Шувалова? Вот ведь правда: из грязи в князи, вернее, в графы.

Мне