уже тогда, как его дочь была на подъезде к Люберецкому поместью. Я отправил за девушкой карету с немалым охранением аккурат тогда, как Ивана Бранковича не должно было быть в том доме, что я им выдал. Иоанна могла отказаться, и в таком случае я бы перебесился, позвал одну из своих служанок, что так томно вздыхала при моем поведении. Но, нет, Иоанна Шевич приехала, была неотразима и до ужина, и во время его. А после — бесподобна в своей неопытности, при желании угодить.

Стук в дверь прервал неловкое молчание и показался мне спасительным. Я хотел оставаться с Иоанной, но не мог ей предложить хоть что-то, кроме себя, человека, но никак не цесаревича или мужа. Размышляя над тем, могу ли я сделать ее своей женой, пришел к выводу, что нет, в ближайшее время, точно нет. Дело не в чувствах, эмоциях, во мне этого было с избытком, дело в целесообразности и безопасности.

Один из вопросов меня мучил, когда я наслаждался видом спящей девушки: «Если есть те, кто вот так мог атаковать Екатерину, то что они сделают с Иоанной?» И становилось жутко. Нет, не страх перед этими, доживающими последние свои дни, личностями, а то понимание, что девушка станет целью для кого угодно, ибо она рядом и мне не безразлична.

А если отринуть эмоции и посмотреть на вещи с еще большим цинизмом, то Иоанна — угроза многим моим планам. Она наваждение, морок, который будет отвлекать, переориентировать мое внимание и время на себя. А тут люди, много людей, чьи судьбы уже во многом зависят от меня.

— Мне нужно выйти. Позови слуг колокольчиком! Тебя оденут и препроводят в столовую, а мне нужно работать, прости, — сказал я, поцеловал Иоанну в кончик носа и пошел на выход.

— Ваше Высочество, все дома и притоны отработаны, более трех тысяч люда собралось, никакие казематы не вместят, — сбивчиво рапортовал посыльный от Шешковского.

— Я не понимаю, почему эти вопросы должны касаться меня? — начал распыляться я. — Степан Иванович что, не подготовился к подобному исходу операции?

— Господин Шешковский просил передать «мало толку», — сконфужено говорил помощник моего главного безопастника.

Мало толку… А где тот толк наберешь-то? И неужели почти уже готовые шесть сотен да эти не меньше тысячи человек не смогут навести шороху в Петербурге? Им только громко пошуметь да страху навести, реальные дела иными будут свершаться.

— Понял Вас, ступайте и накажите Степану Ивановичу, чтобы вербовал всех, он ведает сие слово, люди пригодятся, — сказал я и пошел обратно в спальню.

Иоанна сразу после завтрака попросила, чтобы ее отвезли обратно в дом, где они проживали с отцом. Было видно, что девушке тяжело, что она даже испытывает чувство обиды, пусть и играет роль приветливой и счастливой возлюбленной. Нелегко было и мне, но я себя убеждал, что расставание сейчас правильно. В преддверии больших событий, что вот-вот начнутся, безопаснее Иоанне вообще не показывать, что мы знакомы. Еще неизвестно, как все обернется. Мои противники показали, что недооценивать их не стоит.

*………*………*

Москва

26 мая 1751 год

Медведь уже больше двух дней находился в подвале одного из домов в Москве. Его схватили на выезде из города, причем огромного вида мужик ничего не успел сделать, как был скручен двумя казаками. Еще один казак и три солдата направили пистоли на двух подельников разбойника, с которыми Медведь и собирался направиться на Волгу, чтобы там начать новую жизнь [персонаж написан на основе реального человека].

В первый день пребывания в сыром подвале к Медведю вообще никто не приходил. Не кормили и не давали воды. Вместе с тем, он отчетливо слышал шаги и два раза даже расслышал чью-то речь. Тогда неизвестный ему голос что-то сказал о несогласии Медведя сотрудничать. Вору и разбойнику захотелось закричать, что он-то и не против пообщаться да обсудить условия, но с ним никто не общается. Медведю было чем отплатить за свою волю. Но наступившая пронзительная тишина дала понимание, что крик услышан не будет, рядом уже нет людей.

На второй день, когда жажда стала особенно давить, а живот призывно урчать, массивная дверь открылась и на пороге показался неизвестный человек.

— Жить хочешь, Степан Лапа? — буднично спросил незнакомец.

Медведя передернуло. Такое имя он носил еще тогда, когда был крепостным отроком. Но после того, как Степан ранил ножом приказчика и ограбил того на пару серебряных монет, но главное, лишил коня, это имя было забыто. Сейчас это имя вызывает отвращение и жуткие воспоминания.

Физически от природы развитый парень нашел себе дело на Волге, прибившись к разбойничьей ватаге. Время шло, парень возмужал сверх меры и захватил лидерство в банде, к тому времени изрядно потрепанной. Потом умные люди сказали, что на Москве можно хорошо поживиться, и Медведь повел своих людей в Первопрестольную, где быстро заработал славу удачливого, справедливого, вместе с тем, жестокого главаря.

— Кто же жить не хочет? И я не спешу с нечистым встречи свести, — ответил Медведь, вставая с сырой земли и выпячивая грудь.

— Охолони, тать! — усмехнулся незнакомец. — С делом я к тебе пришел. Коли сладим все, так и Марысю твою с Евдотьей не тронем.

Упоминание дочери и практически жены взбесило Медведя. Пусть и не венчаны они были, но любил Степан Авдотью, да и дочка Марыся единственная, перед кем страшный тать улыбался и был, словно и сам ребенок.

— Порву голыми руками! — прорычал разбойник, словно и действительно хозяин леса в него вселился.

— Да все будет хорошо, ты присядь, погутарим. Дело мое такое, что и ты в накладе не останешься, да бабы твои мирно и сытно жить станут. Поедешь в Миасс. Слышал, что там золото нашли? Нет? Ну так услышишь еще. Сядь, не мельтеши, — говорил вошедший.

Медведь, словно зверь, чувствовал эмоции человека, что стоял перед ним. Он понял, что человек слабый, но, по неправильному стечению обстоятельств, наделенный властью.

Незнакомец боялся огромного разбойника, вида не показывал, но колени у него подрагивали. Такое состояние жертвы Медведь знал, он любил, чтобы боялись. Но сейчас был иной случай — со спины незнакомца были три казака.

Принесли два стула, и непрошенный гость, если посчитать разбойника хозяином подвала, присел первым.

— Присаживайтесь, Медведь, разговор будет небыстрым, — незнакомец пригласил жестом садиться.

Медведь сел, стул под ним скрипнул, но не развалился. Гроза разбойников скрестил руки на груди, чуть облокотился на спинку стула, ровно столько, чтобы не сломать его.

— Можете звать меня Иваном Ивановичем, — стараясь не потерять дружелюбный тон, представился вымышленным именем Матвей Павлович Кислов — один из перспективных сотрудников службы безопасности наследника, который все еще работал в Военной коллегии.

— Еще один Ванька! Мало мне дружка мого? — пробубнил Медведь, после сплюнул на сырую землю.

Опытный тать выводил из себя этого самого Ивана Ивановича, проверял степени дозволенного. Но главное, Медведь силился понять, насколько он нужен пришедшему Ивану.

— Вы про Ивана Осипова, верно ли? — на лбу сотрудника Военной канцелярии проступила испарина.

Матвей Павлович Кислов считался сотрудником военного ведомства. Это стало возможными лишь по безалаберности, что царила в Военной коллегии. Она стала проявляться сразу же, как там вновь стал безраздельно править Апраксин. Часть людей, что были собраны в команду Шешковским, уже были вынуждены покинуть насиженное место в коллегии. Но были и те, кто не был на слуху, и они остались, получают жалование и перекладывают бумажки с одного конца стола на другой.

— Да тут ясно все, токмо Каин и ведал, где я и когда бежать вздумаю, — Медведь посмотрел на «Ивана Ивановича». — Говори, что предлагаешь!

Деловито подобравшись, выпрямив спину, Матвей Павлович начал излагать суть предложения. Медведь слушал скептически, часто ерничая на некоторые выводы гостя.

— Так я опосля и не нужен буду! Ножичком по горлу — и песню за упокой никто не споет! — Медведь крутил головой и пытался выдавить из себя смех.

Не был бы разбойник легендой воровского мира при жизни, если бы оставался глупцом. Медведь обладал и звериным чутьем, и жизненной мудростью. И сейчас он чувствовал, что предложение пахнет кровью.

— Сбежишь, в Миасс или в Америку, — говорил Матвей и уже и сам не верил своим словам.

Безусловно, после того, как Медведь выполнит