— Возможно. И, может быть, ничего другого за этим не стоит.

В наступившем молчании казалось, что звенит сама темнота. Сорин ждал — сейчас Мастер обдумает сказанное и в милости своей повелит ему, Сорину, защищать Подземелье до последней капли крови.

Однако Мастер не произнес больше ни слова, и Сорин отважился на последнее замечание:

— Положение таково, что мы обязаны следить за каждым шагом этих смертных. Прошу вашего позволения усилить наше присутствие в Верхнем мире, пусть даже придется увеличить число Слуг, или же…

Сорин приложил руку к груди, предлагая Мастеру любые свои услуги. Тщетно.

В комнате царила все та же мертвая тишина. Сорин склонился перед своим создателем, с трудом скрывая горечь и гнев, и терпеливо ждал, пока тот решит, стоит ли их прекрасный мир того, чтобы ради его защиты пошевелить хоть пальцем…

Или же Сорину придется взять судьбу Подземелья в свои руки — здесь и сейчас.

Искусственная прохлада, стерильные белые стены, строгая мебель с черной обивкой — гостиная Пеннибейкеров напоминала безлюдный выставочный зал. Впечатление довершали абстрактные скульптуры и картины на стенах — сплошь круги и квадраты.

Словом, обстановка была под стать хозяйке, которая за двадцать три года, истекшие со дня смерти сына, превратилась в такую же безрадостную, пустую оболочку.

Брейзи выбрала стратегически важную позицию — на диване, рядом с Натаном Пеннибейкером. Актриса держалась легко и непринужденно, но Доун понимала: на самом деле Брейзи продумывает линию предстоящего разговора. Конечно, сначала они вежливо поболтали с хозяевами о том, о сем — после того, как миссис выразила свое удивление по поводу изрядно помятого вида сыщиков, — но то была всего лишь прелюдия к основной теме.

Впрочем, сценарий «хороший коп, плохой коп» начинал понемногу вырисовываться. Брейзи преобразилась и стала непривычно разговорчивой и дружелюбной, а Кико сердито зыркал из угла, перебирая старые вещи Робби в надежде обнаружить какие-нибудь новые флюиды.

Сама Доун потягивала предложенный хозяйкой чай со льдом и скромно помалкивала. Если во время стычки с вампирами ее опыт еще мог им как-то пригодиться, то теперь она попала явно не в свою стихию. Доун нервничала и немножко злилась, но ей хватило ума понять: уж лучше она просто понаблюдает за слаженными действиями Брейзи и Кико. Этим она принесет гораздо больше пользы, чем если бы она открыла рот и начала выстреливать все те вопросы, что не дают ей покоя.

Особенно поучительно было смотреть на то, с каким искусством Брейзи обрабатывает Натана Пеннибейкера. Саму Доун так и подмывало хорошенько встряхнуть и его, и миссис, и призвать их к ответу — как могли они допустить, чтобы их сын совсем отбился от рук?

В отличие от своей рано постаревшей жены муженек был доволен жизнью и аппетита явно не потерял — под шелковой рубашкой от Армани угадывался круглый животик. Лицо Натана сияло здоровьем. «А может быть, и усилиями хорошего европейского косметолога», — подумала Доун. Седеющие волосы были аккуратно подстрижены «под римского сенатора» — видимо, старина Натан был так занят поеданием итальянских деликатесов, что даже не заметил: «Гладиатор» уже сошел с экранов, и прическу давно отправили на кладбище ошибок моды.

— Вы, вероятно, понимаете, почему мы не позвонили вам сразу же, — говорил мистер Пеннибейкер, разглядывая свой маникюр. — Мне тяжело даже находиться в этом доме, а уж обсуждать то, что случилось с Робби…

В его речи слышался поддельный европейский акцент. Вот сноб! Одного этого было достаточно, чтобы забыть о том, что он тоже потерял сына. Но по крайней мере Натан научился искусству забывать… Чего не скажешь о его контуженой жене. Да и о самой Доун, раз уж на то пошло…

Кико отложил футболку, что была у него в руках, и взял следующую. Его миниатюрное тело мгновенно напряглось.

Почувствовал что-то?

Брейзи сочувственно похлопывала Пеннибейкера по плечу и, похоже, ничего не заметила.

— Да, Натан, я прекрасно вас понимаю. Но я уверена, что и вы отдаете себе отчет в том, что пора вернуться к печальным событиям. Обстоятельства изменились, а значит…

Из груди миссис Пеннибейкер вырвался горестный вздох.

— Натан, я видела фильм! Робби жив!

Ее глаза лихорадочно блестели, и сердце Доун сжалось: миссис Пеннибейкер никогда не обнимет своего двенадцатилетнего сына. Даже если он действительно вернулся на землю в каком-нибудь ином обличье. Пока гости дожидались Натана, Брейзи попыталась рассказать Марле о красноглазых вампирах, но та и слушать не стала. Стоило упомянуть слово «сверхъестественный», и женщина тут же уводила разговор в сторону. Странно. Неужели ей ни разу не пришло в голову, что в этом деле что-то не так, раз за него взялось агентство по расследованию паранормальных происшествий?

Наконец появился Натан, и Брейзи оставила миссис Пеннибейкер в покое, хотя Доун подозревала, что при случае она снова вернется к этой теме. А пока актриса пыталась успокоить Марлу:

— Мы сделаем все возможное, чтобы и сам Робби, и ваша семья обрели покой. Все будет так, как обещал вам мистер Лимпет.

Хм. Вообще-то Доун прекрасно понимала нежелание Марлы выслушивать бредовые теории. В голове упрямо крутились какие-то странные мысли… что-то про возраст Робби… про то, как он выглядел в фильме…

Доун села поудобнее и постаралась ни о чем не думать. Она все еще не слишком-то верила в реальность сегодняшних событий, хотя и увидела более чем достаточно. И не только увидела — почувствовала…

Кико расслабился, еще раз взглянул на футболку и аккуратно отложил ее в сторону. Он хмурился, но в ответ на вопросительный взгляд Доун покачал головой. Что-то не так.

— Скажите, пожалуйста, — обратилась Брейзи к мистеру Пеннибейкеру, — почему вы уехали из страны?

Кико соскользнул со своего стула и, прихрамывая, подошел поближе. Остановился посреди гостиной и вперил в Натана свой фирменный грозный взгляд. Доун поняла, что ясновидец пытается как можно глубже проникнуть в мысли отца Робби, выудить все, о чем тот предпочитает умалчивать.

Щеголеватый импресарио прочистил горло и повернулся к Брейзи. На Кико он старался не смотреть.

— Я уехал потому, что все вокруг напоминало о Робби. А не возвращался по той причине, что Италия стала мне новым домом. Мой университетский приятель переехал туда, а мне хотелось быть как можно дальше от Лос-Анджелеса… — Натан закрыл глаза. — До сегодняшнего дня я не мог и помыслить о том, чтобы вернуться сюда.

На всем протяжении этой тирады Доун внимательно следила за реакцией миссис Пеннибейкер, которая то стискивала кулаки, то заставляла себя успокоиться и тогда прижимала ладони к коленям. Морщинистое лицо оставалось непроницаемой маской, и только глаза выдавали чувства хозяйки. Доун попыталась расшифровать их выражение — гнев? обида? любовь? — но ничего не получалось. Жаль, что она не Кико и не умеет читать чужие мысли.