Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне что было интересно — сочетание литературы и провокации.
— Интересно. Но важно то, что из этого получилось. Вот так и у меня сейчас, когда я говорю с тобой — всегда хочется сказать что-нибудь умное, и всегда это, конечно, не получается.
— Обывателя пугают образом Латинской Америки. А ведь там огромный, нами совершенно не понятый мир. У нас, правда, коаазговор заходит о литературе, как чёртик из коробочки всегда выскакивает, что там — Борхес…
— Да, Борхес мне дал много, хотя я его не называю в ряду, это всё же общее место. Я его читал всегда с утилитарным интересом — что-нибудь узнать.
Вот что интересно. Помимо того, что я меломан, я ещё был и таким киноманом. Правда, теперь мне кажется, что я всё уже посмотрел. Когда я смотрю фильмы, я смотрю уже не совсем фильм, а кадры и ритмы, как они соединены, склеены. Наверное, это тенденция в масскультуре. Я очень редко смотрю коммерческое кино, и если уж смотрю, то стараюсь что-нибудь этакое, сногсшибательное, виртуальную реальность… И замечаю, что, если в фильмах семидесятых годов можно было говорить о чётком сюжете, и об отношении к цельной вещи, даже к боевику, где должны сходиться концы с концами, и т. п., то в фильмах последних лет пяти этот принцип начинает разваливаться. То, что есть в фильмах логоцентричного, то есть собственно сюжет — начинает медленно разрушаться. Например, я смотрел "Виртуальную реальность" — типично модное современное кино, компьютерный гений, там о сюжете разговаривать нельзя. Видимо, это рассчитано на человека, который не способен проследить даже детективную нить с начала до конца — у него эта способность не заложена в сознании. И эта способность не будет заложена, если этот зритель начинает смотреть эти фильмы в пять лет. Мне такого рода тенденция кажется опасной.
— Годар?
— Годара вашего терпеть не могу. Более бездарного и заумного режиссера я не знаю. Вот есть дутые фигуры — Годар, Трюфо… Анекдот есть хороший. Входит мужик в купе. Грузин. А там на верхней полке лежит человек. Грузин достает из портфеля бутылку коньяку, и зовет лежащего:
— Дорогой, слезай! Видишь, коньяк, закуска! Долго ехать, скучно, слезай, посидим, поболтаем.
Тот молчит.
Тогда грузин начинает пить, проходит время. Опять скучно, и тогда он достает новую бутылку, баранью ножку, и снова зовет своего спутника.
— Мясо, смотри, какое мясо! Слезай, поговорим. Обижаешь, да…
Нет ответа. Тогда он выпивает, и через некоторое время на сцене появляется бутылка сухого вина, зелень, сулугуни. Грузин привстает, и видит, что на верхней полке лежит мертвец.
— А-а, в этом смысле, — говорит он.
Кого я люблю в этом смысле? Я люблю отдельные фильмы — "Алису в городах" и "Американского друга" Вендерса, Херцога, "Последнего императора" Бертолуччи, люблю Висконти, Грнуэя "Отчет утопленников", Дреера, среди французов — Бессона; вообще люблю отдельные кадры. Вот меня очаровал Дерек Джармен… Я бы с удовольствием занимался монтажным кино, то есть чтобы не снимать. Я бы не слайдами, а видео попробовал бы, да кто денег даст… Посмотришь "Прощальный взгляд" — постмодернизм так постмодернизм! Но том есть один великий кадр, который я бы вклеил во все учебники: женщина под сильным ветром пытается снять с себя свадебное платье. У меня есть мечта — я бы сделал из всего Феллини, кроме "Сатирикона" — из всего остального Феллини, я бы сделал трёхчасовой фильм. Показ церковных мод, римский проезд… Я потребитель, а не теоретик. Мне говорят, что это фаза в культуре, я поэтому добросовестно просматриваю, но не испытываю специального волнения. Вот "Гражданина Кейна" Орсона Уэллса я досматривал, скрипя зубами.
— Да многое стало общим местом.
— Ну, нет. "Моби Дик" не стал общим местом.
— "Алиса в городах" стала общим местом. Когда спрашивают: "Ты смотрел Вендерса?" то имеют в виду именно "Алису в городах". Хотя некоторые, правда, упоминают "Небо над Берлином".
— Я смотрел "Небо над Берлином" давно, а потом имел несчастье посмотреть вторую пионерскую часть — "Так далеко, так близко" — и она испортила мне память о первой. Смешные они люди — пока такие режиссеры находятся на пути к вершине, они способны говорить очень интересные вещи, и, не фальшивя, но потом, достигнув её, начинается благостное сытое поучительство. Сидит где-то в облаках метр и что-то излагает, и становится всё это смешно. А Вендерс снял фильмов пятьдесят, у него есть фильмы-черновики к "Алисе"… У меня складывается такое впечатление, что все они там довольно наивные люди.
— Ну, там и общество более простое.
— Ну да.
— Через Вендерса вернёмся к литературе. По-видимому, письменная литература уступает место какой-то иной — литературе-шоу. Приходит Пригов, пишущий достаточно интересные в своё время стихи, и устраивает хепеннинг, в котором стихи играют служебную роль. И я лично не знаю своего места в этой литературе.
— И я, причём я категорически стараюсь быть в стороне от этого. Но я надеюсь, что, может быть ценой более яркого успеха, мне удастся сохранить некий аристократизм. Мне кажется, что литература состоит в комбинировании, подстановке слов, и поэтому рождается за столом, а не на хепиннинге. Один мой приятель говорил о том, как старообрядцы не позволяют себя фотографировать, потому что с одной стороны можно чём-то нагадить с помощью этой фотографии, а с другой — от человека что-то отлетает вместе с изображением. Люди, которые часто появляются на телеэкране, больше всего это относится к политикам, конечно, но деятелей искусства тоже, потихоньку теряют, рассеивают собственную сущность. Они становятся похожими на кегли — стукнут — получится звон. Это не лучше и не хуже, это просто иная культура, и литература в журналах типа "Плейбоя" — это тоже иная культура, которая на Западе существует давно.