церковь, несколько магазинов и крытый рынок, а также мэрия, трактир и аптека. Смотреть особо не на что – за одним исключением: «Аптека Оме»!

Аптека располагается напротив трактира, и здесь всем заправляет господин Оме, столп местного общества. Он – концентрат буржуазности, посредственный, тщеславный и самодовольный. В конце романа он получит орден Почетного легиона. Если кто-то из персонажей романа и связан с такими приметами времени, как реклама, именные таблички и язык прессы, то это господин Оме:

Но особенно бросается в глаза аптека г-на Оме напротив трактира «Золотой лев». Главным образом – вечером, когда зажигается кенкет, когда красные и зеленые шары витрины стелют по земле длинные цветные полосы и на этих шарах, словно при вспышке бенгальского огня, вырисовывается тень аптекаря, склоненного над конторкой. Его дом сверху донизу заклеен объявлениями, на которых то разными почерками, где – круглым, где – с наклоном вправо, то печатными буквами написано: «Виши, сельтерская, барежская, кровоочистительные экстракты, слабительное Распайля, аравийский ракаут, лепешки Дарсе, паста Реньо, бинты, составы для ванн, лечебный шоколад и прочее». Во всю ширину здания – вывеска, и на ней золотыми буквами: «Аптека Оме». В глубине, за огромными, вделанными в прилавок весами, над застекленной дверью выведено длинное слово: «Лаборатория», а на середине двери золотыми буквами по черному полю еще раз написано «Оме».

Больше в Ионвиле смотреть не на что[29].

Всё здание, включая кричащие надписи, представляет собой настоящее зрелище. Именно так Флобер вводит в повествование аптекаря Оме. Писатель не говорит практически ничего о чертах характера аптекаря – это было бы не в его стиле, – но зато говорит многое о мире, представителем которого выступает господин Оме. И сердцем этого мира являются вывески – не только позолоченные именные таблички, но и рекламные объявления. Информации в этих текстовых артефактах немного, но выражают они всё, что необходимо автору. Нам уже не нужно знать больше о господине Оме. Добро пожаловать в мир выхолощенного языка, деградировавшего до статуса товара.

Флобер оркестрирует языковой универсум Оме, включая его в текст романа. Именно в середине XIX века европейский роман начинает всерьез интересоваться случаями употребления языка в деловом мире. Иногда коммерческие тексты цитируются напрямую, как у Флобера, и таким образом становятся частью повествования. И как только эти «чужеродные» тексты проникают в роман, романный текст приобретает пространственное измерение. Может быть, это слишком – утверждать, что страница превращается в окно, но тенденция просматривается отчетливо. Чем чаще городское пространство рассматривается как текст, тем чаще текст рассматривается как пространство.

В любом случае, одно можно утверждать с уверенностью. С середины XIX века и до настоящего времени книжная страница апеллирует прежде всего к зрению и только затем – к слуху. Флобер – один из тех писателей, которые изъяли риторику из романа и тем самым реформировали его. Повествователь у Флобера самоустраняется, скрывается за кулисами. Вместе с повествователем исчезает и сам модус «рассказа» – а вот у Стендаля и Бальзака читатель легко обнаруживает связь между тем или иным героем и «рассказом». В литературе второй половины XIX века начинают развиваться такие художественные средства, которые воздействуют скорее на зрение, чем на слух. В Англии, как и в Скандинавии, эти перемены случились несколько позже. Однако движение к этим переменам очевидно. Потому что невозможно услышать значки с указующими пальцами у Стриндберга на страницах 75 и 76.

3

Однажды утром Арвид Фальк просыпается и обнаруживает, что его ждет письмо. Это происходит в седьмой главе романа «Красная комната»; глава называется «Последование Иисусу». Стриндберг приводит текст письма дословно и, кроме того, старательно воспроизводит его графическое оформление. Это письмо – лишь один из множества разнообразных текстов, включенных в повествование «Красной комнаты».

Письмо подписано Натанаелем Скоре – пастором, издателем и предпринимателем. Скоре приглашает молодого литератора, к которому обращается «Дорогой бр.!», навестить его на улице Рейерингсгатан до девяти утра. Фальк этого пока не знает, но Скоре полагает, что может быть полезен молодому человеку. Сегодня мы назвали бы это pr-услугами. Ровно в девять Фальк стоит перед «громадным четырехэтажным домом». Стриндберг добавляет, что фасад этот «от подвального этажа и до венчающего крышу карниза, был сплошь обвешан табличками»[30].

Пока эпизод ничем не примечателен, но описание фасада только началось. Вскоре оно превращается в изображение, поскольку повествователь включает фасадный текст в текст романа. Повествователь цитирует размещенные на фасаде надписи, которые Фальк изучает с некоторым изумлением. Как только мы завершаем чтение старательно воспроизведенного письма, страница книги превращается в стену дома, которая в свою очередь превращается в «поэму для глаз». К этому моменту мы знаем немногое о господине Скоре, но, возможно, большего нам знать и не нужно:

Типография Христианского акционерного общества «Мир», 3-й эт. Редакция журнала «Наследие детей божьих», 1-й эт. Экспедиция журнала «Труба мира», 3-й эт. Экспедиция журнала «Страшный суд», 2-й эт. Редакция журнала для детей «Накорми моих ягнят», 2-й эт. Дирекция Христианского акционерного общества «Милостью божьей» осуществляет выплаты и выдает ссуды под залог недвижимого имущества, 4-й эт. Приди к Иисусу, 4-й эт. ☛ Внимание! Опытные продавцы по внесении залога могут получить работу. Миссионерское акционерное общество «Орел» выдает акционерам прибыль за 1867 г., 3-й эт. Контора парохода «Зулулу», принадлежащего Христианскому миссионерскому обществу, 2-й эт.

☛ Судно отбывает, если будет на то божья воля, 28-го сего месяца; грузы принимаются под накладные и сертификаты в конторе на набережной Шепсбрун, где происходит погрузка. Союз портных «Муравейник» принимает пожертвования на первом этаже. Пасторские воротники принимают в стирку и глажение у сторожа. Облатки по полтора риксдалера за фунт продаются у сторожа. Внимание! Там же можно получить напрокат черные фраки для подростков, допущенных к причастию. Молодое вино (Матф., 19; 32) можно купить у сторожа. По семьдесят пять эре за бутылку, без посуды[31].

Когда Стриндберг желает подвергнуть критике современное общество, он выбирает романную форму. Ульф Ульссон полагает[32], что основной конфликт, лежащий в основе романа «Красная комната», – это конфликт между двумя языковыми порядками. С одной стороны, Стриндберг воспроизводит язык власти, напрямую связанный с институтами буржуазного общества, а с другой – демократический язык, открытый, не подверженный ограничениям, мятежный. И поскольку роман – жанр по определению диалогический, Стриндберг придает своему повествованию диалогизм за счет использования пародии. Социальная критика в романе «Красная книга», отмечает Ульссон, осуществляется посредством пародирования идеологий, с помощью которых общество прославляет само себя, будь то идеологии религиозные, литературные или политические.

Можно добавить, что роман Стриндберга –