class="p1">Она — эта вторая книга, недаром озаглавленная «Поход продолжается», — не заставила себя долго ждать. Вышедшая в 1948 году, она окончательно закрепила за Сергеем Орловым место среди поэтов фронтового поколения, имена которых настолько хорошо известны, что я не стану их перечислять.

В 1971 году, через четверть веча после выхода книги «Третья скорость», Орлов подарил мне двухтомное издание своих избранных сочинений и написал: «С памятью о 1943 и 1944 годах, о нашем Волховском фронте, дусьевских болотах, войне, потому что все это было только вчера».

Эти заметки были написаны при жизни Сергея Сергеевича Орлова. Он знал о них, собирался их прочитать, но так и не собрался, — все было недосуг. После потрясшей всех неожиданной и безвременной кончины его я не стал ничего менять или добавлять. Зачем? Нашего друга Сергея Орлова больше нет. Но есть и будет поэт Сергей Орлов.

Поход продолжается.

ДМ. ХРЕНКОВ

Ночь перед боем

За тридцать послевоенных лет мы с Орловым так и не собрались снова побывать под деревней Дусьево, где познакомились в сорок втором, и где начиналась боевая биография моего друга-танкиста. Лишь год спустя после смерти Орлова, осенним днем семьдесят восьмого, я поехал туда.

Лента дороги — не той грунтовой, изобиловавшей ухабами да ямами, а широкой, асфальтированной, свежей после недавнего дождя — стремительно бежала от Синявина к берегам Волхова.

Ручаюсь, что не только Орлов, но и все волховчане, воевавшие здесь более трех десятков лет назад, не узнали бы этих мест. На всем пути через бывшие Синявинские болота поднялись веселые домики на садово-огородных участках. Всюду, слева и справа, к дороге тянулись ветви яблонь, густо усыпанные плодами.

«Долина смерти», «Тропинка смерти»… Именно так эти места когда-то окрестили фронтовики. И в самом деле, здесь хозяйничала смерть — лютая, жадная, ненасытная. Тем радостнее, что эти «обильно политые солдатской кровью рубежи» украшены теперь садами и цветами.

А дорога все бежала из-под колес. Не узнаваемая и вместе с тем, чем дальше от Ленинграда, тем больше еще сохранившая какие-то неуловимые приметы давних дней.

И раз и другой мне показалось, что проскочили тот лесок, где когда-то располагался танковый полк резерва Главного командования. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Лес отступил от дороги. Капониры, в которых, словно слоны, забросившие за спину хоботы, стояли тяжелые танки, оплыли, и теперь только опытный глаз мог отличить остатки старых окопов от танковых укрытий. На опушке, как и в давние времена, передавали лесные новости сороки, но теперь, заглушая их, перекликались грибники в цветастых куртках с плетеными корзинами в руках.

Не берусь утверждать, что нашел ту самую землянку — «прокуренный насквозь блиндаж», где юный Орлов слагал «корявые, но жаркие слова», веруя, что потомок, прочтя их, «задохнется от густого дыма», «ярости ветров неповторимых, которые сбивали наповал». Сколько их было — таких блиндажей и землянок! Они спасали нас от осколков снарядов и непогоды, но, как и теперь видно, ранили землю. И она здесь до сих пор в оспинах, как лицо человека, перенесшего тяжелую болезнь.

И все-таки, мне кажется, я нашел то, что было, что могло быть нашим недолгим домом. «Словно черные свечи», дремали над полуразвалившейся землянкой три ели. Ни двери, ни прокопченной дымом железной трубы, ни нар. Заглянул в черную пустоту и отпрянул: кто-то — рыба ли, птица ли — тоже меня испугался, — по черной воде пошла рябь. Постоял молча, вспомнил стихи. Неужели это про нее писал Орлов:

Та землянка в волховских болотах.

Где я жил безбедно — не тужил,

Нынче стала болью тягомотной,

Стоном всех моих суставов, жил.

Там, над ней, в ночи горят ракеты,

Трассы пуль свистящие летят,—

Где я сплю без задних ног, одетый.

Без забот и снов, как дети спят.

Плещется вода от взрывов тяжких

На полу, как в речке, подо мной.

«Значит, мимо… Пронесло… Промашка…

Это — где-то по земле самой…»

Я же сплю и ничего не слышу,

Ничего не чувствую в метель.

Фронт землянку подо мной колышет,

Но не сильно, будто колыбель…

Я провел в этой землянке только три ночи. Первая почему-то не осталась в памяти. Вторую помню хорошо. Мы только что вернулись из-под Карбусели, деревушки, значившейся только на карте, а на местности, в натуре, представлявшей собой «клок снарядами взбитой земли. После боя на ней ни сосна, ни ель, ни болотный мох не росли». Неподалеку от места боя, рядом с лежневкой, на едва приметной высотке в тот день появилась еще одна братская могила. В ней остались ребята, которые «триста метров не дошли» до Карбусели. После похорон мы, помянув товарищей, завалились спать на нары.

А утром Сергей прочитал нам свое ныне знаменитое стихотворение «Карбусель».

Но больше всего мне запомнилась третья ночь. Тогда мне почему-то снова пришлось заночевать у танкистов.

К тому времени мы с Орловым хорошо знали друг друга. Лес неподалеку от Дусьева был чем-то вроде постоянных квартир для тыловых подразделений танкового полка РГК. Его батальоны появлялись на разных участках переднего края, принимая участке б боях, которые то вспыхивали, то затихали. Танкистам нужен был простор, а они топтались между болот, машины то прокаливались по брюхо в черной вонючей жиже, то, выйдя с трудом на передний край, горели, как факелы. Горел в одном из первых же своих боев и Сергей Орлов. Но тогда все обошлось более или менее благополучно. Орлов отделался легким ранением, а танк его удалось вытащить. Пока был на излечении его командир, успели отремонтировать и машину. Потом Орлова назначили командиром танкового взвода. Это никак не сказалось на его жизни: те же выходы по так называемым колонным путям на передний край, те же разведки боем или короткие стычки и снова недели утомительных ремонтных работ. В короткие перерывы между ними мы встречались. Благо, полк и редакция нашей армейской газеты располагались неподалеку друг от друга.

Немного осталось нас, знавших и видавших Орлова в «кубанке овсяных волос», «без шрамов военной поры», в черном ребристом шлеме, таком же черном комбинезоне, ловко перехваченном широким ремнем. Он был ладным пареньком, ловким, расторопным, смекалистым, наш Серега Орлов.

Сохранилась фотография, правда не очень удачная, — Орлов у танка. Она не дает полного представления о том, как выглядел тогда наш товарищ. Но тогда же кинооператор А. Л. Богоров снял фильм (или, скорее, одну