ними расстилаются необозримые таежные дали. Среди бесконечного зеленого мира вьется могучий даже в своих истоках Енисей, исчезая среди зеленых гор и долин… Действительно, великая и премудрая красота! И хорошо, что человек оценил ее и полюбил до слез…

Леонтий Бакланов спокоен, он уверен в своих силах, «среднего роста, мускулистый, коренастый, ему шестьдесят два года, но седины мало. Борода большая, нечесаная, в крупных кольцах… Его зелено-голубые глаза с мудрым лесным огоньком светятся из-под густых бровей весело и лукаво».

Этого смелого человека знали и уважали во всей таежной округе, уважали за справедливость и бескорыстие, за трудолюбие и доброту. Прирожденный таежник, мудрый следопыт, охотник-философ — таков сибиряк Бакланов. «Идешь в тайгу, — говорил он, — помалкивай в тряпочку; только звериный нюх имей да сам зверем притворись, забудь, что ты есть человек, а зверь и зверь, только по-лесному умный, в сто раз умнее человека… Только таежную правду надо помнить, она превыше всех небес…

…Мы на мягкой, покрытой зеленовато-белым мхом прогалысенке, кругом тайга. Солнечный день и лес сегодня тих, задумчив. Я пристально взглянул на ближайшую сосну, удивился: ствол этой сосны, от земли аршина на два, блестел на солнце огненно-алыми рубинами.

— Это комарье, — сказал Бакланов. — Насосались лошадиной кровушки, пока ехали мы, а вот теперь от дыму и тово… Ужо-ко я камедь устрою, — он улыбнулся, вскочил и пошел шнырять по тайге».

Бакланов принес и посадил в комариное стадо двух головастых муравьев. Те осмотрелись, тщательно ощупали раздувшихся комаров, «посоветовались усиками» и пустились вниз. «Через четверть часа к комариному стаду пробирались организованные отряды муравьев. Немедленно началась горячая работа. Муравьи попарно подползали к пьяной комариной туше, ловко подхватывали ее передними лапками и клали на загорбок третьего муравья. Тот, пыхтя и придерживая комара за лапки, пер его, как пьяного мужика, в участок… Вскоре сосна была чиста».

Тут же Бакланов из этого факта вывел таежную мораль: «— Доброе дело сделали, — заметил Бакланов, — подлый гнус умной скотинке дали — муравью. А раз добро с тобой мы оказали, значит и нам добро будет… Ты что, не веришь в это самое? Напрасно, мил человек, напрасно! — Он снял шляпу, положил широкую ладонь на мое плечо и, обдав меня ясным взором мудрых таежных глаз, сказал внушительно: „Человеку ли, зверю ли, ничтожной твари ли какой — все единственно — сделаешь добро, тебе так же будет. А зло и тебе злом обернется. Запомни, милый друг. На этом вся видимая жизнь стоит. Если б принял человек в свое сердце эту заповедь хорошую да по поступкам поступал, тогда рай на землю снизошел бы“».

Всех мудрствований, добрых поступков, совершенных Баклановым, здесь не перескажешь. Пусть где-то он ошибался, отвлекался от реальной жизни. Не в этом суть. Важно, что Бакланов «в розмыслы» любил башкой уйти, думал, прикидывал, как жизнь по-хорошему должна строиться, чтобы благо человеку было.

Еще до революции встретился Вячеслав Шишков с реальным Леонтием Баклановым. Рассказ же о нем был написан спустя много лет, в 1926 году. Автора интересовала судьба этого необычного человека, его жизнь в годы революции. Вячеслав Шишков неожиданно получил от Бакланова следующее письмо: «Милый живой ли ты приезждяй в гости много расскажу обо всем. Богу угодно было таежную правду через меня выполнить левой рученьки не стало глаз выколот стариком исделался через то а за правое дело стоймя стоял сначала за Колчака по глупости ишел опосля тово супротив Колчака повел дружину партизанскую все по горам до по лесам. Много было делов кровавых а все на пользу сирих людей. Приезждяй.

А писал в 1923 году в марте самоличный Левонтий Бакланов однорукой».

Герои сибирских рассказов Вячеслава Шишкова — подлинные представители народа, реальные, настоящие сибиряки (многие из них выведены под своими истинными именами, фамилиями, кличками), наделенные лучшими качествами: умом, здоровьем, твердой волей, любовью к природе-матери, к своей Родине, своему краю.

Неудивительно, что и после Вячеслава Шишкова этот характер разрабатывается в произведениях советских писателей: Ефима Пермитина, Георгия Маркова, Анатолия Иванова, Алексея Югова, Сергея Сартакова, Николая Задорнова и других.

Наставник и друг писателей Сибири

В конце XIX и начале XX века вступают в литературу писатели и поэты из областей и далеких окраин России. Особенно выделялась своими произведениями группа писателей-сибиряков, которая именовала себя «Молодая сибирская литература». В ее состав на первом этапе входили писатели Г. Гребенщиков, И. Гольдберг, С. Исаков, А. Новоселов (А. Невесов), Порфирий (Порфирий Алексеевич Казанский) и другие. Позднее к ним присоединились В. Шишков, В. Бахметьев, И. Тачалов, И. Матвеев, И. Тараканов.

М. Горький внимательно и чутко отнесся к молодым литераторам Сибири. Его радовало то, что творческие возможности русского народа неисчерпаемы, о чем свидетельствовало появление новых талантов, которые заявили о себе произведениями, посвященными сибирской жизни. Пристально, с отеческой заботой следил он за каждым именем, за каждым изданием сибиряков. В 1916 году редактируемый им журнал «Летопись» весьма одобрительно отзывается о вышедшем в свет в Красноярске первом номере журнала «Сибирские записки». Один из рецензентов писал: «Тон журнала бодрый, весь он проникнут духом истинной общественности, и цели его ясны».

Из переписки М. Горького с сибирским этнографом и беллетристом В. И. Анучиным мы видим, с какой душевностью знаменитый писатель помогает сибирякам, как живо интересуется их литературными делами. Как радуется он, что ему прислали материалы «Сибирского сборника», издание которого он некоторое время тому назад одобрил. «Ура! Получил первые материалы сборника и немедленно прочитал…

…Итак, первый том сборника сформирован. Участвуют: Анучин, Байкалов, Бахметьев, Вяткин, Гольдберг, Гребенщиков, Драверт, Новоселов, Тачалов и Шишков.

Да ведь это целая золотая россыпь! Сборник будет хорош»[15].

И даже на Капри, в Италии, Алексей Максимович: продолжает следить за сибирской жизнью. То он интересуется творчеством Г. Н. Потанина и его исследованиями, то предлагает В. И. Анучину возобновить переговоры с И. Д. Сытиным об издании «Энциклопедии Сибири». Алексея Максимовича увлекают необычные и по материалу и по форме произведения сибиряков. Он внимательно читает их письма, рассказы и повести, подбадривает своими советами:

«Ох, и большущее Вам спасибо за потанинскую сагу, — пишет М. Горький В. И. Анучину, — прочитал залпом, а потом набело стал с карандашом читать. И до чего вы, сибиряки, материалами заряжены густо, — особенно Вы с Потаниным. Ведь Вы можете азиатскую эпопею написать в широченнейших масштабах!»[16]

В эти годы Алексей Максимович шире познакомился и с произведениями Вячеслава Шишкова. Поэтому он в том же письме к В. И. Анучину сообщает: