ничего. Это ведь очень важно. Мы с эйром Мистражем могли бы поговорить с родителями того молодого человека и как-то решить эту проблему, если вдруг на самом деле ты его… сорвала.

Она говорила мягким вкрадчивым тоном и, хотя заметно волновалась, была явно настроена решительно. Я не сразу осознала, что именно она предлагает, а когда поняла, не на шутку испугалась.

Знала я одну такую семью, где девушке, сорвавшей иргаль, родители буквально «купили» парня, в которого она была влюблена, мотивировав его на внеплановую женитьбу большим приданным. Речь об одной из маминых подруг, так что мы несколько раз бывали в гостях у этой семьи и принимали их у себя. Они вовсе не казались счастливыми. При подчёркнуто вежливом и обходительном обращении с женой, муж иногда смотрел на неё таким пустым, равнодушным взглядом, что ловить его было неприятно. Я легко могла представить, как будет смотреть на меня Бредвигс, если его вдруг вынудят взять меня замуж. И этот взгляд точно не будет равнодушным. Бр! Нет уж, мне такого счастья не нужно! Если не любит, я навязываться не собираюсь!

— Я же сказала — нашла! — повторила уверенно, то, что уже говорила зельевару. — Помнишь, мы однажды с тобой видели уже сорванную ветку. Я просто нашла такую же.

Мама смотрела на меня пристально и недоверчиво, но потом немного расслабилась, а я, прежде чем она снова начала задавать неудобные вопросы, поспешила сменить тему, кивнув на пустующую соседнюю кровать, и спросила:

— У меня будет соседка?

— Уже есть, она сейчас на процедурах, — слабо улыбнулась мама, к счастью, не пытаясь больше ничего выяснить.

— Жаль, мне сейчас не хотелось бы ни с кем общаться.

— Уверена, обществу этой соседки ты будешь рада, — уже более естественно улыбнулась мама и оказалась права.

— Добрый день, Джайнис, — войдя в палату, приветливо поздоровалась… Нильда Ридвис.

Да, это была она и чувствовала себя вполне сносно, настолько, что речь уже шла о близкой выписке и возвращении в Женскую академию. Меня это известие встревожило. Я всё ещё не была уверена в виновности той служанки и думала, что в ЖАР Нильде возвращаться опасно. Но напрямую делиться такими соображениями я с ней не стала, доказательств ведь нет, ни к чему панику разводить. Но от мучившего последние дни вопроса я не удержалась, поинтересовавшись, слышала ли она какие-нибудь шаги перед падением?

Нильда даже не помрачнела при упоминании о недавнем инциденте, и беспечно ответила, что в тот момент читала книгу и была слишком погружена в сюжет, чтобы прислушиваться к тому, что происходит вокруг.

— Как можно было настолько зачитаться учебником по ритуалистике? — вздохнула я разочаровано, вспомнив, книгу, которая в тот вечер валялась на клумбе рядом с Нильдой.

Девушка вдруг порозовела от смущения и, потупив взгляд, призналась:

— В учебник была вложена другая книга. Более тонкая. О приключениях одной девушки-сироты, которую взяли на попечение богатые родственники. Ей очень непросто было вливаться в высшее общество. Оно её долго не принимало. Особенно один молодой человек. В общем, это очень интересная книга. Жаль, дочитать не успела.

Странно, я никакой другой книги рядом с учебником не видела, хотя он лежал страницами вверх. И возле окна на полу тоже ничего не было. Наверное, кто-то успел забрать, вот только когда, если и возле окна, и внизу рядом с Нильдой я оказалась одной из первых?

— Ого, не знала, что ты такое читаешь. Дай угадаю, яркая обложка и пафосное название… что-нибудь вроде «Вечная любовь»?

— «Неравная любовь», обложка, да — ярко-красная. Я просто подошла к подоконнику с учебником, а она там лежала, вот я и зачиталась невольно, — зачем-то начала оправдываться Нильда, пришлось осторожно вернуть беседу в интересующее меня направление.

Удалось выяснить, что в тот вечер в поле зрения Нильды никто не попадал, а поскольку сидела девушка спиной к тому коридору, что вёл к нашим гостиным, злоумышленница подошла именно оттуда. И удаляющиеся шаги я тоже слышала в той стороне. Шаги, по звуку отличающиеся от тех, что могла произвести обувь служанки Зинаты.

Про звуки шагов я, поколебавшись, всё-таки рассказала, но Нильда, как и Бредвигс, ожидаемо заметила, что Зината могла переобуться, так что это ничего не значит. Тогда я осторожно спросила однокурсницу о записках порочащего содержания, которые подбрасывали жениху и её близким. Эта тема напрягла девушку гораздо сильнее. Но чего бы ни добивался тот, кто их рассылал, Эйнарс в распускаемые слухи не поверил, а после случившегося в академии их родители вообще решили ускорить свадьбу.

— А с тобой что случилось? — перевела тему Нильда, и теперь уже я испытывала дискомфорт, не желая говорить о сокровенном.

— Обычная простуда, но мама решила перестраховаться и забрала сюда.

— Значит, ничего серьёзного и скоро выпишут, — довольно подытожила Нильда. — Меня тоже. Может, вместе в академию вернёмся.

Так и вышло.

Не знаю, что именно мама приносила мне в качестве лекарства — то, что приготовил Бредвигс или средство из запасов госпиталя, но неприятные симптомы ушли довольно быстро. Я больше не мёрзла и не погружалась ежечасно в апатию, но вернувшиеся эмоции и чувства тоже не радовали. Что ж, придётся с ними как-то свыкнуться и научиться жить, потому что больше экспериментировать с зельями я не собиралась. Да мне бы и не позволили. Мама стребовала обещание, что я ничего подобного не сделаю, а Бредвигс, едва я появилась в академии, вызвал на профилактическую беседу.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он как всегда без предисловий, окидывая меня прямым изучающим взглядом.

Что ж, я знала, какой ответ он хочет услышать и постаралась не разочаровать.

— Хорошо. Я избавилась от всех последствий приёма зелья. Поняла, что поступила неправильно и больше подобные эксперименты проводить не собираюсь.

— Рад это слышать, — профессор даже расщедрился на скупую улыбку, но взгляд серых глаз оставался настороженным, словно он не знал, чего от меня ожидать или боялся, что я прямо сейчас брошусь ему на шею. Вот уж не дождётся! — Скажите тогда, почему вы сразу не остановились, когда почувствовали себя нехорошо после приёма отворотного?

А вот здесь ответить заготовленными фразами не вышло. Подавляемые эмоции вернулись и прорвались наружу, так что, не отводя взгляда, призналась честно:

— Потому что плюсы перевешивали! Пусть мне было холодно и пусто, зато не было больно от ваших обидных слов и вашего пренебрежительного отношения!

Мне показалось, что он