жили все вперемешку, хоть фамилию Подгрушевские и носило два из трёх жителей. Оттуда только до вокзала в Смолевичах ехать километров шесть, пусть большую часть пути по Московскому шоссе[2], а до нашего дома около девяти с половиной вёрст.

Третьи гости явно замёрзли по дороге, потому «согревающее» с фамильного заводика приняли с искренней благодарностью, как и застолье, где я ещё не раз подливал им в рюмки. А как только разговор стал скатываться в ту же колею, решил поломать сценарий, благо, отец семейства ещё во время застольного разговора нечаянно дал подсказу. В общем, под благовидным предлогом обсуждения безопасности дорог, я плавно перевёл речь на оружие, в чём немало помог так и стоявший у стены меч в подаренных ножнах. И вот тут-то мы с гостем, зацепившись языками, и провели время в интереснейшей для нас обоих беседе, переходя с холодного оружия к огнестрельному, сравнивая то, что на макрах и пороховое. Это ломало планы интриганок и дико их всех бесило. Лишь дочка, поскучав немного и по изучав «стену тщеславия», организованную бабушкой, пожала плечами и вернулась к столу, к салатикам и не только. Вроде они и с Настей о чём-то разговорились.

Наконец, и эти гости собрались уезжать. Эх, даже жалко стало отца семейства, который дома получит на орехи по полной программе. Чтобы немного загладить свою вину, собрал ему небольшой гостинец — две бутылки «Пшеничной», кольцо колбасы горячего копчения и кольцо сушёной.

А мне предстоял нелёгкий разговор с бабушкой. Причём начала разговор она, и начала с претензий:

— Ты что творишь вообще?

— Забавно, я хотел спросить то же самое. Но что именно ты имеешь в виду?

— Ты почему не уделил внимание бедной девочке? Она что, зря сюда ехала по морозу⁈

— Откуда я знаю, зачем она ехала? Я их и самих-то вообще не знаю, честно говоря. Как и вторых гостей. Это ты приглашала, меня даже в известность не поставив — тебе их и развлекать, нет?

— Не притворяйся большим дураком, чем есть! Я тут стараюсь, навожу знакомства, подбираю варианты, договариваюсь, чтобы смотрины устроить в удобное ему время — а он ещё кочевряжится!

— Какие смотрины, ты о чём вообще⁈ — Я, честно говоря, такого от неё не ожидал. Нет, ждал и опасался, что будут знакомства и попытки устроить мне выходы, но смотрины⁈ Это же этап сватовства уже перед самой помолвкой!

— Да что я, приличий не понимаю? Траур мы не нарушили — просто люди в гости на Новы…

— При чём тут вообще траур⁈ Тебе кто дал право заключать какие-то договорённости за моей спиной, тем более — брачные договорённости⁈

— А кого мне ещё спрашивать, а? Не знаю, чего ты там в своих академиях понабрался, но по правилам приличия браки младших в семье устраивают старшие! Вот так-то! Не с твоим умишком в эти дела лезть!

— Ах, «умишком»⁈

— Да!

— Ах, в дела! В какие именно дела, позволь спросить?

— Во взрослые дела!

— В дела РОДА! — Я с трудом удержался от того, чтобы добавить пару эпитетов в адрес бабушки.

— Брачные дела — это дела РОДА! И занимаются устройством свадьбы — старшие в роду жениха и невесты. Ты, Софья Морковкина, — я выделил голосом фамилию бабушки, — у какого именно жениха в роду, а⁈

— Я твоя бабушка, и я…

— И ты так и не удосужилась войти в мой род! Ты не имеешь права вообще от моего имени с кем-то о чём-то договариваться! И да, я не закончил — если уж ты ссылаешься на традиции и законы. Кандидатур подбирают старшие в роду с разрешения и по поручению главы Рода! Ты у какого главы разрешения на весь этот конский цирк получала, а?

— Я ещё и разрешения у тебя спрашивать должна⁈ — казалось, она сейчас задохнётся от возмущения.

— ДА!!! — До этого я сдерживал голос, чтобы никто посторонний не услышал ничего лишнего — мало ли, кто там в новогоднюю ночь под заборами шляется, хоть улочка у нас и тихая. Но сейчас рявкнул так, что, казалось, снег с ёлки посыпался. Вроде как, и бабушку слегка придавило.

— Во всём, что касается дел рода Рысюхиных, пусть в нём пока я один, нужно, обязательно, необходимо спрашивать разрешения главы рода, то есть — моего!!!

Смотрю, начинает оживать, и вроде как воздуха набирает для очередных возражений.

— Ты свои, с позволения сказать — «договорённости» от чьего имени вообще заключала? От рода Рысюхиных? От моего? От рода Морковкиных? От своего лично? Ага, от своего, по глазам вижу. Вот только два последних варианта ничем не отличаются по последствиям!!!

— По каким ещё последствиям⁈ Ты что вообще орёшь, что люди подумают⁈

— Ах, она о людях подумала! А о чём и каким местом ты думала, когда «договорённости» свои устраивала⁈ Я-то думаю, что люди при виде меня улыбаются — это они меня видеть рады, соскучились, может, или ещё что. А они просто над дурачком смеются, который свой род почти уничтожил, отдав его в руки дуры старой! — Всё же вырвалось это слово.

— Как ты смеешь со мной разговаривать⁈

— Как ты того заслуживаешь, и как давно надо было! Ты в газету объявление ещё не дала, что род Рысюхиных переходит в младшую ветвь Морковкиных, нет? А прошение от моего имени о смене фамилии на Подморковкин тоже не подавала? Странно — всё остальное, устраивая свадьбу ГЛАВЫ рода от имени старшей в ДРУГОМ роду, ты для унижения и уничтожения моей фамилии сделала, что ж на полпути остановилась⁈

Ага, вижу, начинает доходить. Но она в жизни не признается, что была не права. А чтобы этого не признавать, будет дальше давить на свои «договорённости».

— Кстати, остановилась ли? Какие ты ещё тут в моё отсутствие договорённости по заключала? Имущество рода не раздарила? Родовое имение продать не договорилась, нет? Может, помолвку ещё заключила? — Чтооо⁈ Чего это у неё глазки-то забегали?

— Тааак! Да ты вообще охренела, что ли⁈ Надеюсь, не с теми буйными хамами, что приезжали первыми⁈ Вообще охренеть!

Я аж задохнулся от возмущения, поскольку понял — да, именно с ними. Потому они и вели себя так по-хозяйски в моём доме.

— В общем, слушай меня внимательно, бабуля! Я уеду на экзамены, а когда вернусь — чтобы ни один гнидогадоид не смел думать, будто у