Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня интересует прошлое. По–моему, оттуда вернулось что–то опасное и подозрительное. Он кивнул:
— Возможно, вы правы. Скажите, могу я вам чем–нибудь помочь?
— Можете. Еще и еще раз вспоминайте прошлое. Старайтесь припомнить все мелочи — какими бы незначительными они вам ни казались. И подумайте также о том, кто мог вас настолько ненавидеть, чтобы убить Сью или вас.
— Я подумаю, мистер Хаммер.
— Есть еще кое–что.
— Да?
— Ваша бывшая жена. Насколько хорошо вы ее знали? Что вам было известно о ней?
Торренс отвел взгляд. Некоторое время он смотрел на руки, потом опять взглянул на меня.
— Насколько я понимаю, вы навели о ней справки?
— Да.
— Ну, что же вам сказать… Когда я женился на Салли, мне было известно ее прошлое. В порядке объяснения я могу вам только сказать, что я любил ее. Если бы я хотел придумать причину для оправдания, то напомнил бы пословицу: о вкусах не спорят. Когда мы познакомились, она была в трудном положении. Мимолетное деловое знакомство перешло в дружбу, а дружба переросла в любовь. Однако, к несчастью, она стала алкоголичкой и потом умерла. Почему вы спрашиваете меня об этом?
— Я думаю о возможности шантажа.
— Вряд ли. Все это было известно, но меня никто никогда не шантажировал.
— Может быть, просто не пытались.
— Что вы хотите этим сказать?
— Не знаю, — ответил я. — Просто новые стороны в деле. Их тоже нужно иметь в виду. — Я встал и взял шляпу. — Ладно, пока это все. Если мне что–то понадобится, я уведомлю вас.
— Всегда к вашим услугам.
Джеральдина Кинг сидела в маленьком кабинете на первом этаже. За пишущей машинкой и в очках она выглядела идеальной секретаршей. Когда я вошел в комнату, она быстро натянула на колени слишком высоко поднятую юбку.
Я присвистнул:
— Черт возьми!
Сняв очки, она положила их на стол.
— Они мне не идут, не правда ли?
— Скажите мне одно: как может Торренс вообще работать, когда вы находитесь поблизости от него? Хихикнув, Джеральдина пожала плечами:
— Очень спокойно. Я для него не больше чем машина, присланная партией ему в помощь. Я могу танцевать по дому раздевшись, и он этого не заметит.
— Хотите пари?
— Нет, правда. Мистер Торренс занят только своей работой. Политика — это вся его жизнь, больше для него ничего не существует. Он уже так давно находится на общественной службе, что ни о чем другом и не думает. Так что если он обедает с женщиной или появляется с ней в обществе, то только из политических соображений.
— Все это ради голосов избирательниц?
— Да. Женщины проголосуют за вдовца, верного воспоминаниям, но забаллотируют закоренелого холостяка.
— Сим сообщил мне, что вы прошли с ним через несколько избирательных кампаний? Это правда?
— Да.
— Он сталкивался когда–нибудь с трудностями?
— Какого рода?
— Может быть, кто–то пытался докопаться до его прошлого, чтобы запугать его. Какая–нибудь попытка шантажа или угроза убийства? Он сказал, что не знает ни о чем подобном, но такие вещи часто остаются внутри партии и не доходят до кандидата.
Откинувшись на спинку кресла, Джеральдина задумалась, потом покачала головой:
— Думаю, я бы об этом знала. Партия хорошо организована и хорошо понимает, какое значение могут иметь подобные вещи в предвыборной борьбе. Тогда мне тоже сообщили бы. Но пока я не вижу, чтобы кто–то мешал мистеру Торренсу делать карьеру. Он чист, абсолютно чист. Поэтому мы так и взволновались, когда сбежала Сью. Один этот случай может отрицательно повлиять на выборы. Человеку, который не может навести порядок в собственной семье, вряд ли доверят управление штатом.
— Вам известно, что Торренс теперь находится в довольно щекотливом положении?
— Да, могу себе это представить. — Она встала и подошла ко мне. — Вы думаете, что Сью опять взялась за прежнее? Эта дикая история о том, что мистер Торренс убил ее мать?
— Кажется, она крепко вбила себе в голову эту мысль.
— Сью по натуре фантазерка. Иногда мечты могут принимать вполне реальный характер. Кажется, у нее было не очень счастливое детство. Вряд ли ей известно, кто ее настоящий отец. Если она публично бросит в лицо мистеру Торренсу свои упреки, то это может ему очень повредить.
— Я попробую поговорить с ней. Где она?
— В задней части парка есть летний домик, где она занимается. Там она обычно и живет.
— Постараюсь помочь вам.
Улыбнувшись, Джеральдина обвила руками мою шею, встала на цыпочки и прильнула губами к моему рту. Поцелуй был нежным и томительным, словно она высасывала на пробу сок из сливы, прежде чем решить, стоит ли их покупать.
Потом она медленно отстранилась и сказала:
— Спасибо.
— Это я должен благодарить, — с улыбкой возразил я.
— Думаю, что я скорее возненавидела бы вас, чем полюбила.
— Что же хуже?
— Сами выбирайте.
— При случае обязательно, детка…
Сначала мне показалось, что Сью нет в доме, но потом я услышал скрип дверцы шкафа и постучал. Она открыла дверь. Ее улыбка была похожа на солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи. Она пожала мне руку.
— Добрый день, Майк. Рада, что вы пришли. А где Вельда?
— Она занята. Можно войти? Она пропустила меня в комнату. Садовый домик был явно построен специально для нее. Одна стена была зеркальной. Возле нее находился станок для балетных упражнений. На одной полке стоял проигрыватель и лежала куча пластинок, другая была завалена балетными туфлями. На штативе был укреплен микрофон. В углу стоял небольшой рояль, на крышке которого лежали ноты любимых шлягеров и плюшевые игрушки. В оставшейся части комнаты стояли кушетка, туалетный столик и шкаф. На небольшом письменном столе лежала груда старых альбомов и картонных папок. Когда я постучал, она как раз занималась ими.
— Что ты делаешь, Сью?
— Разбираю вещи моей матери.
— Она уже давно умерла. Пойми это, наконец.
— Я знаю. Хотите посмотреть, какой она была?
— Охотно.
У нее была пара старых афиш. Кроме того, на стенах висело несколько снимков, сделанных в ночных клубах. На них была изображена женщина с красивым, но пустоватым лицом. Не знаю, случайно это получилось или нет, но на снимках она выглядела типичной красоткой — этакой блондинкой без мозгов. На нескольких фотографиях она была снята в компаниях, но везде рядом с ней стоял один и тот же мужчина. Это был тщедушный темноволосый человек с колючими, глубоко посаженными глазами. Он был похож на фанатичного священника, собирающего