хорошо его знали. Киригами – это не совсем оригами, объяснял он, в киригами можно не только складывать бумагу, но и вырезать, и это в полной мере отражало его личность. Он занимался этим не ради того, чтобы убить время, и не потому, что у него не было перед глазами примера мужского поведения. Его увлечение происходило из глубокого очарования японской культурой, в которой все имело значение. Он рассказывал мне о средневековой традиции рэнга – жанре поэзии, в котором авторы стремились создать как можно более глубокие и запоминающиеся образы, которые в следующей строке продолжали другие авторы, чьи поэтические образы придавали предшествующим новый смысл, и все вместе складывалось в невероятно сложную математическую комбинацию. К примеру, сосновая шишка могла символизировать безответную любовь в первой строфе и воспоминания о детстве во второй. Он хотел, чтобы его бумажные птицы были именно такими – каждый сгиб, каждый угол должны были говорить что-то о его жизни и мечтах.

Может быть, его представление о Японии было верным, а может, и нет. Не мне об этом судить, я там никогда не был. Я знаю эту страну лишь по нескольким словам – суши и сэппуку, бонсай и буккакэ. Я читал Мураками и смотрел на YouTube видео, в котором две девушки играют цугару-дзямисэн, сидя под сенью сакуры. В остальном я вынужден полагаться на слова Лакуна.

82. Старый отцовский свитер, штопанный столько раз, что там едва ли осталось хоть что-то от изначальной пряжи. Он уже начал расползаться в тех местах, на которые приходится повышенная нагрузка: подмышки, живот, шов между плечом и горловиной. Запах табака, пота, пыли, мыла. Всего, что сопровождает человека по жизни. Я выбрасываю его в мусорку.

83. (Открытка, замок Амбрас, Инсбрук) Эрцгерцог при обустройстве замка решил провести масштабный эксперимент. Он задался целью превратить это место в энциклопедию вещей и долгие годы в поездках по миру собирал скульптуры, картины, разные диковины и ископаемые останки. Куратор любого современного музея постарался бы рассортировать их по темам, но эрцгерцог стремился создать микрокосм – отражение мира, организованное в соответствии со сторонами света, временами года и стихиями, миниатюру, подчиненную строгой иерархии и симметрии. Разместив все экспонаты на предназначенных для них местах, выверенных в соответствии с эстетическими, научными и теологическими принципами, он рассчитывал увидеть заложенную в них уникальную гармонию, распускающуюся будто цветок. Неудивительно, что при этом эрцгерцог был заядлым шахматистом. Чем дальше, тем больше он становился одержим поиском отклонений и несоответствий в устройстве мира – точно так же полководец уделяет повышенное внимание слабым местам своего войска, наиболее уязвимым при нападении. Со временем в замке собралась внушительная коллекция самых странных, уродливых и извращенных объектов (кошка о двух головах, человек без конечностей, трепанированный череп) – всего, что не вписывалось в божественную геометрию. Доподлинно не известно, в какой именно момент до эрцгерцога дошло, что его коллекция превращается в кунсткамеру. Может быть, он этого так и не понял. Возможно, он умер, убежденный в том, что небеса находят свое утонченное выражение в уродстве, деформациях и гипертрофиях.

84. От Лакуна осталось не так уж много открыток. Он терпеть не мог путешествий – будь на то его воля, он не удалялся бы от любимого кафе и любимого магазина с книгами о бумажном искусстве больше чем на километр. Он смеялся надо мной, спрашивал, зачем я трачу столько времени и денег, чтобы увидеть вещи, которые не могу забрать домой. Все страны выглядят точно так же, как в кино, говорил он.

Конечно, мне следовало к нему прислушаться – он ведь боялся всего подряд, начиная с угона самолета и заканчивая вирусом Эбола. Но я все равно навязывал ему то одну, то другую книгу о путешествиях. Взгляни, говорил я, сколько людей ездят по миру и изучают другие культуры и народы. Он в свою очередь считал, что мне стоило увлечься чем-то более приземленным – например, порнофильмами. Я лишь вздыхал и помешивал чай.

В чем разница между книгами и порнофильмами? – спросил он. И те и другие обращаются к твоей фантазии. И те и другие – товары в экономике впечатлений. И те и другие предлагают запретное удовольствие в строго регламентированном и безопасном существовании. Без последствий. Открой книжные рецензии в любой газете – они будут пестреть словами типа опасный, мучительный, безрассудный, хотя – и это каждому очевидно – самое безрассудное, что когда-либо совершали авторы этих рецензий в реальной жизни, – это выйти зимой на улицу с мокрой головой. В наш век электронной почты им даже не нужно ехать в редакцию, чтобы сдать статью, и тем самым подвергать себя риску попасть под машину. Соответственно, гораздо проще сидеть дома и смотреть на «двойное проникновение» на экране, чем пригласить реальную девушку на свидание.

Когда он был в таком настроении, спорить с ним было бесполезно. Но иногда я поддавался на провокации. А как же литературные общества среди военнопленных, спрашивал я. Они цитировали поэзию в условиях голода и каторги, чтобы как-то прожить еще один день. Разве это не доказывает, что литература все-таки нечто большее, чем мастурбация?

А сколько из них выжили благодаря фантазиям о том, чем они займутся со своей девушкой, когда выйдут на свободу? Далеко не всегда нас спасают благородные побуждения.

85. (Открытка, размокшая) Капля совершенно прозрачная – ни частички пигмента, ни соринки, на которой мог бы преломиться свет. В ней четыре-пять миллиграммов физиологической жидкости, включающей в себя гормоны, в том числе пролактин и адренокортикотропин, выделяемой из glandula lacrimalis и более известной в народе как слеза. Реакция, сопровождающаяся выделением этой жидкости из слезных желез, позволяет судить о том, обладает ли произведение искусства художественной ценностью. Очевидное сходство с порнографией заключается в том, что о качестве последней тоже можно судить по выделению физиологической жидкости. 1–0 в пользу Лакуна.

86. В такие дни, как сегодня, можно кожей ощутить пульсацию крови, как-то сказала М. Когда на улице такой мороз, нужно еще до выхода из дома решить, с каким выражением лица ты будешь ходить весь оставшийся день. Снег идет все гуще. Я прохожу мимо украшенной к Рождеству аптечной витрины, вывески флориста, разбитого водосточного желоба, покрытого наледью. Все становится таким странно знакомым и дорогим сердцу, когда