самой себе, что хочу его настолько сильно, что то, о чем он говорит, тоже желала бы совершить, лишь бы доставить ему удовольствие. Но насколько бы неопытной я не была, безошибочно понимаю: в его словах нет даже намёка на тепло.

Я кажусь себе дешёвкой, об которую хотят вытереть ноги — не более того. Дёрнувшись, ловлю на себе его взгляд, и меня бьет холод вместе с насмешкой.

— Брать такую, как ты, я не намерен, но трахать твой рот был бы не против.

Пытаюсь выбраться из его рук, но альфа не позволяет.

— Вижу, ты не оценила моего предложения. — продолжает истинный и хватает меня за подбородок. — Тогда открой свой рот.

Он спятил?

Думает, я сделаю это после его слов?

Испуганно мотаю головой, и мне кажется, что на миг, на крошечный и ничтожный, весь холод пропадает из его глаз, и альфа разделяет со мной горечь собственных слов. Я же всячески приказываю предательским слезам не сметь выходить за пределы моих глаз.

— Дам тебе таблетку, Дженни. Они как мармеладки. Не бойся. — Дженни… я перестаю трепыхаться и обмякаю в сильных руках. Прошло пару столетий с тех пор, как он так меня называл.

Оуэн аккуратно надавливает пальцами на мои скулы, рот открывается, и он кладет на мой язык небольшую таблетку.

— Глотай. — велит, — Она маленькая, ты справишься и без воды.

Обиженно выполняю его просьбу, чтобы в следующую секунду услышать пугающее:

— В первый раз бывает больно.

— Что?

— Сейчас начнётся, — мне так хочется обманываться и думать, что я действительно вижу в его глазах нежность и обеспокоенность.

Нельзя же быть такой наивной! Разве забота может заключаться в том, чтобы дать мне проглотить нечто, из-за чего тело начинает нещадно ломать.

— Я помогу, — сдвигая брови, шепчет он, — Но тебя никто не должен услышать.

И с этими словами широкая мужская ладонь накрывает мой рот. В ту самую минуту, когда адская боль пронизывает тело, а из глаз, наплевав на мои запреты, начинают литься слёзы.

Мне хочется увернуться от него, хочется громко кричать, кричать, что мне страшно. Больно. Невыносимо. А затем боль неожиданно сталкивается с чем-то совершенно иным.

Пальцы Оуэна скользят между ног, добираются до влажных складочек и проникают в них. Не грубо, не жестко, а так томительно нежно, что я теряюсь в пронизывающих ощущениях, тянусь сильнее к мужчине, и он вдруг не отталкивает, позволяет, поощряет и прижимается ко мне сам.

Непроизвольно выпиваюсь в его ладонь зубами. Пугаюсь своего поступка. Жду, что он разозлится и наорет на меня, но он будто не чувствует моих зубов или боли. Тяжело дышит в район шеи и продолжает поглаживать своими длинными пальцами чувствительную плоть между ног. Находит напряженную горошину и изощренно истязает ее сладкими прикосновениями.

— Давай, Дженни, — рокочущий голос проникает в ухо.

Меня будто разрывает на части от противоречивых ощущений, боль смешивается с наслаждением, но второе выигрывает, и я взлетаю вверх, взрываюсь и блаженно возрождаюсь вновь.

Он придерживает меня еще некоторое время, пока моя туманная голова начинает проясняться, а ноги снова готовы слушаться.

Чувствую, что боль ушла.

Альфа между тем отступает на шаг и убирает свои руки: сначала ту, что запечатывала мой рот, а затем ту, что дарила наслаждение. Тело всячески против последнего, но я даю себе мысленную оплеуху.

— Пузырёк с таблетками на столе. — кивает в сторону туалетного столика. — Их надо принимать раз в день. Сразу, как проснёшься утром.

— Но я же пью другие лекарства.

— Там нет взаимосвязи. — застегнув расстегнутые мной пуговицы, хмурится.

— Перед тем как уйти, я помою руки. — движется к ванной комнате.

А я испытываю стыд, понимая, что именно он так брезгливо хочет с себя смыть.

Не разрешая себе акцентировать на этом внимание, иду к шкафу, собираясь достать брюки и футболку. Альфа необдуманно оставил дверь ванной чуть приоткрытой и, встав около комода, я, не специально, но тайно наблюдаю. Оттуда волк не может видеть меня, но зато я имею возможность следить за ним в зеркале.

Замечаю, как со злостью открывает кран.

Кто бы сомневался.

Но затем волк делает то, чего я никак не ожидаю. То, что заставляет меня краснеть до корней волос. То, что, несмотря на принятое лекарство, отдаётся новой вспышкой желания между ног.

Оуэн засовывает свой указательный палец в рот и, прикрыв глаза, слизывает с него доказательства моего возбуждения. Смачно. Порочно. Жадно.

У меня перехватывает дыхание, и я поспешно отхожу к окну, когда он выходит и, даже не глядя в мою сторону, покидает комнату.

Может, я бредила?

Может, эти таблетки вместе с болью дарят ещё и нехилый букет глюков?

Или я неправильно поняла поступок альфы?

Глава 15

Засыпаю я, как ни странно, практически сразу, как только моя переполненная мыслями голова ложится на подушку, а просыпаюсь позже обычного. Не знаю, влияет ли проявленная истинность на биологические часы, но вместе с ней, я перекочевала в ряды «встаю не раньше девяти», а ведь обычно веки сами собой открываются уже в шесть или семь утра.

Шлейфа вчерашней озабоченности за собой не наблюдаю, а потому спокойно иду в ванную комнату, умываюсь теплой водой и чищу зубы, напевая любимый мотив песни Mad World.

Открываю баночку с кокосовым маслом и слегка намазываю им кончики волос.

Облачаюсь в свободные джинсы и бордовый топ.

Спускаюсь по лестнице, снова напевая себе под нос песню. Лу бойко кричит снизу:

— Родители уехали, и мы решили позавтракать на террасе около бассейна. Присоединяйся.

— И тебе доброго утречка, маленькая тиранша. — отвечаю ей я, на что сестра тут же ухмыляется, подтверждая тем самым свой статус, а затем удаляется в коридоре.

Когда я появляюсь на террасе, меня встречают радостными приветствиями практически все. Единственным ожидаемым исключением становится тот, чьи пальцы гладили меня между ног вчера.

Воспоминание непрошенным вампиром вонзает клыки в мою утреннюю безмятежность и отравляет кровь волнением.

Вежливо киваю в ту сторону, где мой кошмарный истинный сидит со своей лучезарно улыбающейся девушкой, и ужасаюсь самой себе: случившееся вчера флэшбеками вспыхивает в голове, глаза останавливаются на длинных пальцах альфы, помутнение моего сознания на долгие секунды игнорирует окружающие звуки. Я ничего не слышу, но будто наяву отчётливо ощущаю вновь его прикосновения к своему влажному лону.

— Малышка, что ты будешь есть? — Мэйс хватает меня за руку и тянет к мягкому стулу возле себя. Если бы он только знал, насколько сильно я ему благодарна, ведь он удачно спугнул мои озабоченные мысли, и те в ту