Потом испуганные придворные толпились у дверей королевской опочивальни, вслушиваясь в отчаянные вопли молодого короля, Ренье вышел оттуда мрачный как туча, поправил съехавшие запястья на руках, сел на коня и уехал. Цвентибольда, заплаканного и дрожащего, обнаружили забившимся в угол за камином. Ренье избил его до крови, а сверх того еще и помочился на священную особу Каролинга. Когда Цвентибольд опомнился, он принял решение мстить. Лишив верного Ренье всех титулов и владений, он отправил ему повеление в недельный срок покинуть королевство. Ренье не реагировал на это, а когда Цвентибольд, собрав войска, двинулся на герцога войной, тот попросту укрылся в своем имении в Арденнах, среди лесов и болот, куда невозможно было вести конную армию. Там он и выжидал, слишком хорошо зная этого недалекого мальчишку, чтобы не понимать, что в короткое время тот сам настроит против себя всю Лотарингию.

Цвентибольд же словно обязался выполнить все, что предвидел Длинная Шея. О его бесчинствах толковали по всему королевству – он жег усадьбы, врывался со своей сворой в монастыри, казнил духовных особ. В конце концов его оставили даже приближенные и духовник. К Ренье в Арденны прибыли послы, заклиная спасти королевство от антихриста. Время Длинной Шеи пришло. В Германии скончался Арнульф Каринтинский. Ребенку-королю Людовику и дела не было до старшего брата-бастарда. И тогда Ренье решился.

Цвентибольд был убит в незначительной стычке, направляясь проведать в отдаленном замке свою королеву Оду. Его похоронили в аббатстве Слостерн, и все королевство, казалось, вздохнуло с облегчением. Ренье уже чувствовал себя королем. Но тут его стали допекать германцы, и в противовес им он призвал Карла западных франков, впрочем, тогда же и поняв, что хоть и отстоял королевство, стравив две могучие державы, его время примерять венец Каролингов отдалилось. Карл был в восхищении, получив земли, в которых короновался его дед Карл Лысый,[75]и тоже почти уже чувствовал себя императором. Германцы же по-прежнему считали королем Лотарингии своего неразумного Людовика Дитя.

Ренье снова и снова выжидал. Впрочем, теперь не терпеливо, а раздраженно. Он был уже немолод, и хоть силы и гибкость еще не покинули его членов, все чаще ныли по ночам старые раны, да и лоб до темени оголился, начинали серебриться виски, прежде цвета воронова крыла. По сути, он был подлинным правителем этой земли. Но всякий раз, въезжая в имперский Аахен, слыша перезвон его колоколов и выстаивая мессу в пышном соборе Карла Великого, он спрашивал себя – сколько же еще? Доколе ждать, когда он ощутит на голове тяжесть венца Лотаря? Но теперь, когда франков терзают набеги северных викингов, а германцев истощают орды мадьяр, кажется, снова близко его время. Дело за малым. Ему нужна супруга, принцесса королевского рода, брак с которой позволит ему стать равным с монархами Европы.

Обо всем этом Ренье размышлял, одиноко сидя над гробницей жены. Тело герцогини Альбрады покоилось в маленькой часовне аббатства Святой Моники. Ее воздвигли второпях – стены из неотесанных камней еще пахли сыростью и свежей штукатуркой. Помещение было крохотное – двадцать шагов в длину и пятнадцать в ширину, с единственным окном за алтарем. Скромная поминальная часовня с могильной плитой у алтаря и подставкой в торце надгробия для преклонения колен. Отослав монахинь, менявших масло в лампадах, герцог в одиночестве прочитал молитву и уселся, обхватив колени сцепленными руками. Ему всегда недоставало благочестия. Зато его покойная супруга была сущей святой. При жизни он не придавал ей никакого значения. Маленькая и неприметная, она стала его женой, едва ей исполнилось тринадцать. Ему же было тогда под тридцать. Ренье взял ее в супруги из-за того, что она была дочерью одного из влиятельных лотарингских баронов, которого герцог стремился сделать своим сторонником. Спустя год она подарила ему сына. Гизельберт был крепким парнишкой, но своенравным и упрямым. Правитель Лотарингии с трудом справлялся с собственным сыном. Вот и сейчас этот паршивец явно пренебрег волей отца, не пожелав явиться в Аахен для свидания с королем Карлом. Пришлось выдумать байку о его болезни, хотя Ренье редко встречал таких крепышей, как Гизельберт. Зато Альбрада всегда была слаба и болезненна. Родив в раннем девичестве ребенка и едва не умерев от родов, она весь остаток жизни словно бы чахла, посвятив себя богоугодным делам, посещая приюты, жертвуя на постройку лечебниц. Ренье редко навещал вечно недужащую супругу, благо, красивых и крепких женщин для него всегда хватало. Самое яркое воспоминание Альбрада оставила о себе, выкупив его из плена у варвара Ролло. Ренье полжизни потратил на борьбу с этим викингом, бесчинствовавшим в устьях Рейна и Мааса, а когда несколько лет назад оказался у него в плену и впервые встретился лицом к лицу, то был поражен – насколько же молод его давний враг. Ролло был весел, подшучивал над пленным противником, однако порой извлекал его из выгребной ямы, где держал, и сажал с собою за пиршественный стол. Ренье всякий раз с изумлением разглядывал этого свирепого викинга, которого, казалось, знал уже лет пятнадцать. За столом Ролло был дружелюбен, щедр и беспрестанно ласкал красивых лотарингских девушек, которым, кажется, не так и плохо приходилось в объятиях молодого язычника, хотя и поговаривали, что красота жены Ролло не знает себе равных. Но однажды, когда Ролло призвал герцога к столу, Ренье увидел посреди зала свою маленькую, насмерть испуганную жену. В первый миг он едва не зарычал, ослепнув от ярости. Пусть Альбрада ничего не значила в его жизни, но она была его венчаная супруга, мать его наследника, и, увидев ее среди викингов, он ощутил почти физическую боль. Однако оказалось, что Альбрада явилась, чтобы выкупить его.

Позже он узнал, что это был уже ее второй визит к странному викингу Ролло. Впервые она прибыла, предложив в обмен на ее супруга двенадцать сподвижников Ролло, которых Ренье захватил, воюя с пиратом, среди которых был и его знаменитый друг Бьерн Серебряный Плащ. Ролло от этого пришел в неописуемую ярость. Он заявил, что герцог будет казнен немедленно, если она не поклянется, не причиняя вреда, доставить к нему всех пленных, а также в двухнедельный срок собрать для выкупа все золото и серебро, какое отыщется в Лотарингии. И маленькая герцогиня сдержала слово. Вместе со сторонниками мужа она объехала все виллы[76]королевства, посетила еврейское гетто, отдав в залог земли из своего приданого, не обошла и монастыри, на которые прежде так часто жертвовала. И случилось чудо. Либо в умах лотарингцев Ренье Длинная Шея и в самом деле много значил и они понимали, что без него их никто не оградит от викингов, либо их сердца тронули мольбы и слезы герцогини. Так или иначе, но к указанному сроку Альбрада доставила обещанное, хотя во всей Лотарингии мало кто верил, что эта безумная затея оправдает себя.

Но произошло еще большее чудо. Ролло, не знающий жалости язычник, и в самом деле освободил Ренье. Более того, викинг отдал назад большую часть привезенных Альбрадой богатств, а Ренье при прощании сказал (правда, глядя не на него, а через его плечо на стоящую позади маленькую женщину):