с ним о необходимости соблюдения планов. Равно как и о том, что про свои намерения лучше рассказывать заранее.

Она была прямо здесь. Крохотная, микроскопическая часть «искры» бога войны. С которым я бы точно не хотел сталкиваться — даже при моём нынешнем уровне развития, он мог бы раздавить меня одним ударом. Да что там — хватило бы и взгляда. Боюсь, даже дракон вроде Тьерана не стал бы ему соперником. Если только целая стая равных тому по мощи.

Гнев. Ярость. Ненависть. Желание убивать. Жажда власти. Частица Агвира, оставленная внутри управляющей, выплёскивала настолько сильные эмоции, что они пробивались через мой щит и захлёстывали разум. С трудом выходило удерживать фокус внимания, не впадая при этом в безумство. К тому же, помимо этого приходилось сопротивляться давлению божественной мощи, которая подсветила весь зал управления алым светом.

Вот только, если я и все остальные, были прикрыты щитами, то у Мьёльнира и крупицы «искры» бога войны был установлен прямой контакт.

Фигура каменного ежа, который сильно подрос в размерах, выпрямилась в кресле. Воздух вокруг замерцал алым, как и кончики его иголок. Да и глаза полыхнули тем же самым цветом.

— О-о-о, теперь я тебя понимаю! Но в топи этого Агвира! Я пройду через всс-с-сё Древо и сделаю его сс-с-своей вотчиной! Великой империей, где каждый сс-с-станет поклонятьс-с-ся мне! Мьёльниру — сс-с-сокрушителю артефактов и древней мощи. Тому, кто обратит в прах сс-с-старых богов!

Он разразился мрачным тяжелым смехом, оглядывая комнату.

— Ты указала мне путь и дала корабль. Помогла обресс-с-сти сс-с-силу. Поэтому я сс-с-сохраню тебе жизнь и позволю сс-с-служить мне. Для начала мы захватим это сс-с-скопление. Потом вернёмс-с-ся в Древо и пройдём его от края до края, сс-с-сметая врагов!

Скорее всего он выставлял какие-то защитные фильтры, чтобы избежать влияния частицы Агвира. Но те не выдержали. И сейчас разум ежа захлёстывало безумие бога войны. Провоцируя того на самостоятельные действия.

Более того — я не мог воздействовать на него через наш канал связи. Формально тот ещё существовал. Но всё, что с его помощью можно было сделать — отследить эмоции, которые сейчас испытывал ёж, не более того.

— А как же торты? Найхва обещала испечь тебе ещё! — предпринял я попытку надавить на склонность к сладком и хотя бы на миг задуматься о собственной адекватности.

Спутник на момент замер. Потом медленно повернулся ко мне и снова на пару секунд застыл. Я ощутил, как по каналу связи плеснуло лёгкой растерянностью и сразу после этого страхом, но эти чувства моментально сменились теми, что были мгновением раньше — гневом и яростью.

— Мой прежний госс-с-сподин… Ты был не так плох, как иные. Я позволю и тебе сс-с-склонить колено перед новым богом. Что до тортов, они в прошлом. Теперь мне интересс-с-сны только сс-с-стейки из печени врагов.

Вся ахинея, которую он нёс до этого, сама по себе звучала весьма пугающе. Но вот отказ от тортов — это чёткий сигнал, что грань пройдена. Обычными методами Мьёльнира не вытащить. Да и никакими иными, пожалуй тоже. Не хотелось этого признавать, но я не мог справиться с давлением, которое оказывала на его разум кроха «искры» Агвира. Боюсь, в случае открытого контакта, я скорее сам окажусь под её воздействием, чем помогу спутнику.

С самого начала внутри тлела надежда на вмешательство управляющей. Не в том плане, что она уничтожила бы Мьёльнира — я рассчитывал, что та попытается вернуть себе кусочек божественной сути своего хозяина, ослабив давление на разум спутника. Но она молчала. Возможно вовсе отключилась, когда из её разума выдрали настолько важный компонент.

А значит оставалось только одно — действовать самому.

Я дотронулся пальцами до руки Василины. Глянул деве в глаза. Коротко кивнул.

Та поняла верно — момент и всё вокруг замерло. Застыли на стенах отблески алого, недвижно стоял Эшмун, открывающий рот для крика. Обратился камнем, наполовину вытащивший из ножен саблю, Оболенский.

Двигаться стало чуть проще, но воздействие со стороны силы Агвира это полностью не сняло. На такое Дар Кроноса оказался неспособен. По крайней мере, при его использовании Василиной.

Сделав несколько быстрых шагов вперёд, я уловил краем глаза движение — лапа Мьёльнира, которой тот до того размахивал в воздухе, чуть опустилась вниз. Да и сам ёж начинал двигаться. Делая это с каждой секундой всё более быстро.

Я тоже ускорился — устремился вперёд с максимально возможной скоростью, стараясь добраться до цели. Когда до неё оставались считанные шаги, разум уловил вспышку гнева спутника. Тот всё же пришёл в себя и сейчас горел желанием меня остановить.

Не вышло. Слишком коротким было расстояние, чтобы успеть предпринять нечто, могущее отбросить назад римского бога. Сделав рывок вперёд, я буквально протиснулся через плотный слой силы, который заливал комнату и вытянул вперёд руку, стараясь достать пальцами до цели — частицы «искры» Агвира, что плавала посреди воздуха. Секунда и кусочек чужой божественной мощи оказался зажат в моей ладони. А сознание взорвалось мощными фонтанами эмоций.

Глава VIII

Сейчас я чувствовал всё то же самое, что недавно ощущал Мьёльнир. Ненависть к врагам и желание править всеми обитаемыми мирами. Жгучую потребность вырезать всех иных богов. Ярость плескала по всем направлениям, касаясь даже членов свиты — казалось, я слишком мягок и они должны подчиняться мне беспрекословно, приветствуя, как высшее создание. А не общаться на равных, имея наглость располагать собственной точкой зрения.

Искушение раствориться во всепоглощающей ярости и двинуться путём, на который она звала, было велико. Казалось ещё немного и это произойдёт — я пойду дорогой крови и трупов, стремясь любой ценой подмять под себя максимум населённых разумными миров.

Но это были не мои желания. Не моя воля. Не моя ненависть. Чужое. Пришедшее извне. Вторгнувшееся в разум и желающее покорить его.

Будь на моём месте кто-то иной, он бы уже проиграл эту битву. Даже я сам не справился бы, окажись тут до посещения Крепости Духа и получения колоссальной порции мощи от последователей Леры.

Сейчас же у меня были силы сопротивляться. Сражаться с навязываемыми желаниями. Пытаться сохранить самого себя. Того, кто предпочитал договариваться и не любил проливать кровь невинных. Пусть от него осталось не так много — за время становления в новом мире, мне пришлось много раз убивать смертных, которых я раньше оставил бы в живых. Но ядро личности сохранилось. Я был всё тем же Меркурием. Римским богом. Который не покорится крохе «искры» какого-то