Я чувствую непонятную тревогу. И это вовсе не из-за коллеги, хотя Жанна хороший педагог и первоклассный воспитатель, она умеет найти повод к любому, самому неуправляемому ребенку. У нее даже Ваня Исаев ходит по струночке.

Ваня Исаев — боль всего нашего детсадовского коллектива. Его воспитывают по японской системе «икудзи», когда до пяти лет детям позволяют все, но намного большая боль — это Ванина мама. Совершенно отбитое создание.

Мы уже и докладную заведующей писали, и уволиться грозились, но отказать Исаевым заведующая никак не может, у папы Исаева связи в мэрии. Ему Тагаев в начале лета хорошо хвост прищемил. Но это вылилось лишь в то, что Ваня перестал задирать Давида с Данилом, а в остальном как был невменяшкой, так и остался.

— Сейчас на прогулку идти, не знаю, как ее вытащить, — продолжает плакаться Жанка, а я не могу избавиться от тревожного чувства.

— Она там? — указываю глазами на дверь спальни. Жанна утвердительно кивает, и я направляюсь туда.

Глава 10

Вхожу, и сразу вижу Соню. Девочка сидит на кровати, прижав к себе игрушечного зайца, и при виде ее маленькой хрупкой фигурки вдруг сжимается сердце. Как будто это я там сижу на кровати, и как будто это мне так горько и одиноко.

Вот только откуда я знаю, что она сейчас переживает? Не могу объяснить, просто чувствую, и все.

— Сонечка, — говорю негромко, стараясь не напугать девочку, — ты почему здесь сидишь?

Она не отвечает и продолжает сидеть, не поднимая головы, но я вижу, как она напряжена. И мне вдруг хочется ее обнять, до зуда в ладонях. Девочка кажется нескладной и неловкой с длинной тонкой шеей и руками, тоже длинными и тонкими. Как веточки.

Но обниматься это непрофессионально, за время работы в детском саду я научилась прятать эмоции, поэтому подхожу и присаживаюсь на корточки.

— Там такие вкусные оладьи с вареньем. Ты любишь клюквенное варенье?

Соня молчит и лишь сильнее прижимает к себе зайца.

— Давай ты пойдешь со всеми на улицу? — стараюсь, чтобы голос звучал бодро. — Там можно побегать и поиграть.

— Не хочу играть, — вдруг отвечает Соня совсем тихо, — я хочу домой. Зачем он меня сюда привел?

«Он» — это, наверное, ее отец, тот самый миллиардер Арсанов, о котором вздыхает Альбина.

— Твой папа хочет, чтобы тебе было не скучно, солнышко, — продолжаю уговаривать малышку, осторожно поглаживая острые плечики. — Здесь много деток, с ними веселее, чем одной дома.

— Мне не скучно, — мотает головой девочка, — а они все злые!

— Они не злые, они просто тебя не знают, — пробую ее утешить, но она вскидывает узкое личико с большими глазами и восклицает с неожиданной для маленькой девочки горечью:

— Злые! Они все дразнятся! Потому что я длинная, и шея у меня как у жирафа!

— Это кто тебе такое сказал? — спрашиваю изумленно.

— Все говорят, — полушепотом договаривает Соня, — потому что я выше всех!

Я так теряюсь, что первое время даже не могу сообразить, что сказать. Сразу вспоминаю себя — все те же проблемы и переживания. «Дылда», «швабра», «жираф» — как меня только не называли! Я всегда была выше всех девочек, только в агентстве моделей почувствовала себя человеком. И от этого становится еще жальче Сонечку.

— Смотри, я тебе что-то покажу! — достаю телефон и листаю галерею. Нахожу нужный снимок из прошлой жизни, где я иду по подиуму на кастинге для «Victoria’s Secret». Соня косится на экран, и когда я разворачиваю к ней телефон, изумленно распахивает глазки.

— Это вы-ы-ы?

— Да, — киваю, испытываю непонятную гордость, — а вот еще смотри.

— Такая красивая, — завороженно разглядывает снимки Соня.

— И ты такой будешь, когда вырастешь, — говорю убежденно. — Знаешь, какой нужен рост, чтобы стать «ангелом» от «Victoria’s Secret»? Сто восемьдесят один сантиметр. И ноги должны быть длинные, почти в полтора раза длиннее туловища. Понимаешь?

Девочка недоверчиво разглядывает свои ножки — они у нее тоже длинные и тонкие. А потом с сомнением поднимает глаза на меня.

— А я точно вырасту?

— Точно, — отвечаю уверенно, — и он и все еще тебе завидовать будут. Девчонки так точно! Давай руку, пойдем гулять, — разворачиваю ладонь и когда в нее несмело ложится маленькая ладошка, внутри неожиданно все замирает.

Мы выходим в игровую, Жанка смотрит на меня с благодарностью. Перехватывает Соню, а я помогаю Богдану пересесть в кресло. Девочка пристально наблюдает за нами, но когда я ловлю ее взгляд, отворачивается.

Выводим детей во двор, и пока отвлекаемся, к Соне подбегает Ваня и выхватывает у нее зайца.

— Жирафа, — кричит он, — длинная жирафа!

— Иван! — сердито говорит Жанна. — Немедленно отдай Соне игрушку и извинись. Ты что себе позволяешь?

Но система «икудза» подсказывает Ванечке, что он может отрываться на полную катушку.

— Дылда! — кричит Ваня, отскакивая подальше, и я вижу за его спиной коляску Богдана.

Мы с Жанкой не успеваем опомниться, как мой сын въезжает Ване в зад, подбивая под коленки, и тут же отъезжает обратно. Иван, не удержав равновесие, с размаху садится на асфальт, а Бодька наклоняется и забирает из его рук зайца.

Подъезжает к Соне и протягивает игрушку. Та моргает и прячет руки за спину.

— На, возьми, — говорит мой сын. А у меня нет слов. У Жанки, по-видимому, тоже.

— Ну слов же нет никаких кроме матерных, — возмущенно качает она головой. — И какой же паразит этот Ванечка!

Жанна помогает ревущему Ивану встать с асфальта и строго его отчитывает, а я тем временем наблюдаю за Соней и своим сыном. Девочка берет зайца из его рук, а потом вскидывает голову.

— Я тебя не просила!

К ним подбегают мальчики Тагаевы.

— Зачем ты с ней связываешься, Бодь? — спрашивает Данил, ему вторит Давид:

— Она вредина!

— Ну и что, если вредина, — пожимает плечами мой сын, — а зачем он дразнится?

— Он достал, — соглашается Данил. К братьям подходит Дианка, и я отмечаю, что тройняшки Тагаевы на целую голову ниже Сони. С нее ростом только наше горе горькое Иван Исаев и мой Бодька.

Сегодня за Ваней приезжает отец, и мы с Жанкой тратим время на разбирательства с господином Исаевым. Заранее знаем, что без толку, но мы честно пытаемся хоть как-то повлиять на ситуацию.

Старший Исаев со всем соглашается, особенно после того, как Жанна ненавязчиво сообщает, что Соня — дочь Тимура Арсанова, а в конфликт только чудом не были втянуты братья Тагаевы.

При упоминании Тагаевых Ванин папа меняется в лице и заверяет нас, что проведет с сыном разъяснительную