Учительницу английского языка звали Полина. На аватарке вместо фото у нее стоял Лондонский Биг-Бен, но голос, который ответил ему по связи, оказался молодым и приятным. А главное, Соня согласилась пойти к этой учительнице домой.

Вечером он хотел им позвонить, но освободился поздно, и звонить было неудобно. Зато Полина отписалась, что у них все хорошо, Соня поужинала и играла с ее сыном, а потом легла спать.

Большего Тимур и желать не мог.

Утром сразу из аэропорта поехал за дочкой. Учительница отписалась, что они гуляют в парке, и Тимур сказал водителю ехать прямо туда. Уже подъезжая, сообразил, что надо было купить что-то сыну учительницы. Какие-то сладости или игрушку.

Он не спросил, сколько мальчику лет, но раз училка сказала, что дети играют вместе, значит плюс-минус как Соня.

Надо поручить помощникам что-то купить парню и отвезти. А сейчас забрать Соню и домой спать.

Дочку Арсанов заметил сразу, а она увидела его машину и побежала навстречу.

— Тормози, Саня, — скомандовал Тимур и, не дожидаясь, пока автомобиль затормозит полностью, спрыгнул на асфальт. Расставил руки и поймал дочь, прыгнувшую ему на шею.

— Папа!

Поймал привычную волну кайфа, прокатившуюся от затылка до конечностей. Каждый раз он ловил эту волну, когда его обнимал его ребенок.

— Какая у тебя смешная гулька на голове, Сонька! — Тимур с удовольствием смотрел на счастливое личико.

— Это мне Полина сделала! Папа, а можно Богдан будет приходить ко мне играть?

— Конечно, можно, — ответил Тимур, а в мозгах шевельнулось что-то смутное.

Полина… Богдан?

Поднял глаза и увидел девушку, которая прижимала к щекам ладони и смотрела на него с таким изумлением, будто он прямо сейчас на ее глазах трансформировался в еще один внедорожник. Или бизнес-джет.

Из-за такой же прически как у Сони, Полина показалась Арсанову поразительно похожей на его дочь. И такая же пронзительно беззащитной.

— Это вы? — прошептала она. — Мужчина с ромашками?

— Так не бывает, Полина, — Тимур был шокирован не меньше, — это вы? Это в самом деле вы, вы мне не снитесь?

— Значит, вы Арсанов?

— Да, Арсанов. Я… — он хотел что-то еще сказать, как тут взгляд остановился на мальчике, который настороженно вслушивался в разговор.

В груди будто горячий гейзер забил. Потому что мальчик сидел в инвалидном кресле. И в упор смотрел на Тимура.

Глава 12

Арсанов с мрачным видом рассматривает моего сына, сидящего в коляске, а я не могу отойти от шока.

Миллиардер Тимур Арсанов, отец Сонечки — мой загадочный незнакомец с ромашками??? Разве так бывает???

От волнения кружится голова, во рту становится сухо. Не могу поверить. Я просто не могу в это поверить!

Мужчина из моих ночных снов и тайных желаний. Мужчина, которого я представляла в таких горячих мечтах, что никому бы не посмела в этом признаться. Наверное, даже самой себе, потому что знала — у него есть дочь, а значит есть и семья. Но…

Он Тимур Арсанов. Боги! Хоть бы не свалиться в обмороке прямо здесь на аллее парка. Не хватало еще детей перепугать.

Наши встречи мне всегда казались неслучайными. Он появлялся каждый раз, когда нам с Бодькой очень нужна была помощь. И каждый раз уезжал, не представившись, а я потом мучилась и терзалась тем, что не спросила, как его зовут. Долго, до следующего случая.

С последней такой встречи прошло больше трех лет.

Я понимала, что «мужчина с ромашками» далеко не беден, и дело не только в его дорогущих авто. И не скорость, с которыми он их меняет. Похоже, Арсанов питает слабость к большим автомобилям. Как и я. Мне всегда хотелось научиться водить вот такой танк.

Не у каждого владельца дорогого автомобиля есть собственный водитель, а у моего — ну ладно, не моего, у «мужчины с ромашками» — есть. Его Саша зовут, я еще с первого раза запомнила.

Странно, я знаю, как зовут водителя, а как зовут владельца огромного внедорожника, не знала до этого момента.

Но даже в самых смелых фантазиях я не могла представить, что нас с Бодькой подобрал под дождем и подвез к самому дому настоящий миллиардер. И что это он отвозил меня в роддом, а потом прислал огромный букет ромашек. Мне тогда завидовало все отделение. И что он же вытащил меня из-под колес автомобиля в Стамбуле.

И как мне теперь себя с ним вести?

Наверное, надо что-то сказать умное, я ведь учительница его дочки. Или не очень, чтобы не оттолкнуть.

Да хоть что-то сказать, чтобы он не решил, что я слабоумная.

Лучше, конечно, чем-то сразить наповал. А ведь он прогнал жену, давно еще, как только родилась Соня. Запоздало ругаю себя на чем свет стоит. Ну почему я не слушала, что о нем говорила Альбина?

И почему я не оставила распущенными волосы? Они у меня красивые, шелковистые. Сдался мне этот пучок. Еще и Сонечке такой же накрутила. А вдруг он рассердится?

Господи, Полина, да открой уже рот и выдай хоть что-нибудь, пока тебя не записали в идиотки!

Например, что рада его видеть. Или что удивлена. А может, лучше правду? Что я в шоке. Полном.

Но я слишком долго выходила из ступора, и Арсанов меня опережает.

— Бодька? — хмуро указывает он на сына кивком головы.

— Бодька, — отвечаю растерянно, все еще прижимая ладони к щекам.

Спохватываюсь, опускаю руки, а потом прячу за спину, потому что от волнения не знаю, куда их деть. В последний раз такое со мной было в университете на экзамене.

— Я Богдан, — поправляет Бодька, сурово сведя брови на переносице. Это невероятно, но сейчас оба мужчины, большой и маленький, до смешного похожи друг на друга.

— Я знаю, — Арсанов садится перед коляской на корточки и протягивает руку моему сыну, — а я Тимур. Давай знакомится.

— Это мой папа! — хвастливо заявляет Соня и с довольным видом обнимает Арсанова за шею.

— Откуда вы знаете маму? — мой сынок все еще смотрит насторожено, а я понимаю, что не знаю, как обратиться к Тимуру.

— Я и тебя знаю, — отвечает ему Арсанов и, прищурившись, переводит взгляд на меня. — Вы ему не рассказывали о «мужчине с ромашками», Полина?

Пока я соображаю, что он обращается ко мне, пока разлепляю пересохшие губы, проходит целая вечность.

— Не рассказывала, — получается, наконец, у меня выдавить и для верности мотнуть головой. — Но мы так давно с вами не виделись, что я…

— Вы меня забыли? — его взгляд как будто тяжелеет.

— Нет, что вы! — я